- О! Узнаю вашего дружка! – заржал Шес. – Всё, дальше можешь не продолжать! С чувством юмора у пограничников всех стран туго!
- Пиф-паф! – навел Ал на Романыча палец и сделал вид, что выстрелил. – Один-один, Боженов! Продолжим? – ну конечно, ему-то на этом круге ничего не грозит!
Шес опять был в игре. Надо ли уточнять, что он выиграл? Нас с Романычем заткнули, как несмышленых младенцев, а вот с Ленкой они сцепились не на жизнь, а на... последнюю взятку. Брюнет довольно хмылился, записывая Боженовой десять штрафных очков.
- Леночка, – поучительно сообщил он, подняв вверх указательный палец, – если я говорю семь, это семь. Не шесть, не восемь. Семь, детка. Смирись и даже не рыпайся. Так, кого я поимел больше всех? – сверился он с записями. – Витек, девочка моя, как, ну как при такой карте можно было заявлять шесть?! Ты хуже Алека, ей Богу, хотя, казалось бы, хуже уже некуда. Вы не хотите объединить усилия? Играйте за одного, что ли. А то мне почти стыдно. Это же избиение младенцев!
- А скажут, – прошептал мне на ухо Алек, притянув к себе за талию и так и не убрав после этого руки, – скажут, что нас было четверо!
- Витек, – Шес, видимо, заметив поползновения родича, недобро прищурился, – опять твоя очередь. Озвучь следующую жертву. Хочешь, я еще порасскажу про твоего милого соседа?
- Не смей! – щелкнул на него зубами блондин, делая вид, что собирается укусить.
- Зачем? – мило улыбнулась я. – Про него я узнаю из первоисточника, правда, Алек? А вот какую-нибудь ересь про тебя, звездного, я бы послушала с удовольствием.
- О-о-о! – в один голос протянули парни. Романыч даже руки потер в предвкушении.
- Это же непаханое поле! Тут до утра можно соловьем заливаться! – радостно сообщил мне сосед по дивану. – Тебе какую историю? Грустную, смешную, стыдную, глупую, поучительную?
- Можно заказывать? – уточнила я.
- С моей цензуры! – предупредил ударник.
- Тогда... Кто мне может объяснить, почему этот мазохист отказывается пить болеутоляющее?
- Э... – вмиг посерьезнел Алек. – Думаю, сейчас будет цензура.
- Цензура, да, – подтвердил Шес его догадку.
- Так нечестно!
Я попыталась возмутиться, но неожиданно Ал сжал мою руку под столом и, глядя прямо в глаза, попросил:
- Вик, не надо. Это... эм... это очень личное.
Признаться, его заступничество меня довольно сильно удивило. Даже сильнее, чем тот факт, что столь невинный, на первый взгляд, вопрос мог вызвать столь отрицательную реакцию. Я ожидала несколько иного. Казалось бы, Алек не должен был упустить шанса уронить соперника в моих глазах, если уж за этим идиотским желанием терпеть боль скрывается что-то нелицеприятное. Мне, если честно, очень бы хотелось узнать нечто эдакое про кумира миллионов, или сколько там насчитывает фан-клуб Рельефа. То, о чем молчит желтая пресса. То, о чем молчит сам Шес. А Алек помешал, зараза. Ну, хорошо, тогда так:
- Ладно. Расскажи мне про ту блондинку, – удовлетворенно отмечаю сузившиеся подведенные черным глаза и одобрительное подмигивание со стороны Боженовой.
- Какую блондинку? – не понял Алек. Или же сделал вид, что не понял.
- Про Еву, – охотно уточнила я, – твою девушку.
- Мою девушку? – распахнул он в недоумении свои голубые глаза и на секунду мне показалось, что сейчас они станут больше стекол его супер модных очков. – Мою кого? – и вдруг понимающе зыркнул на Шеса: – Один-ноль, зараза!
Так. Какое “один-ноль”? Что я пропустила?
- Витек, – вмешался внезапно ударник. – Во-первых, извини, опять цензура. Во-вторых, я, кажется, объяснил, что Ева не его девушка, – ну да, объяснил, только сделал это так, что у меня и сомнения не осталось – таки его. – А в-третьих, это вопрос про Алека, а не про меня.
- Почему тогда цензура? – решила я стоять на своем до конца.
- Потому, что меня это тоже каким-то боком касается, – так, он меня вконец запутал.
- Каким-то боком? – плотоядно усмехнулся Ал. – Для тех, кто в танке, напоминаю – она твоя невеста! Можешь полюбоваться хотя бы и в Космополитене.
Что?! Вот такого поворота событий я никак не ожидала! А как же “она не моя проблема”? Что здесь вообще происходит? Не может ли быть такого, что Шес мне просто-напросто... соврал?
- И кто в этом виноват?! – взвился тем временем ударник.
- Ну, тоже правильно, – внезапно отступил Алек, откидываясь назад и утягивая меня за собой. Впрочем, я тут же вывернулась, получив в ответ его разочарованный взгляд. – Сойдемся на том, что не всегда вещи выглядят так, как они выглядят. Вик, – поймал он мой взгляд, – несмотря на то, чем это кажется со стороны, ни один из нас с ней не встречается. И уж тем более не собирается жениться. Такой ответ тебя устроит? – я кивнула. А что еще я могла сделать? Они явно в сговоре и правды от этих двоих я не добьюсь. – Так что бы ты хотела услышать о Шесе?
- Что-нибудь смешное и стыдное одновременно, – мстительно потребовала я и взглянула на рокера: – Это твоя цензура пропустит? Или про идолов, как про Сталина – либо хорошо, либо никак?
- Что ж ты упертая такая? – задумчиво почесал он бровь. – Алек, ну расскажи ей уже что-нибудь, отведи душу.
- Уж, будь уверен, отведу! – заявил тот. – Кстати, один-два мне, если ты не заметил.
- Я не играю, – непонятно отрезал рокер. – Давай уже. Я в предвкушении, что же ты выберешь.
- Да вижу я, как ты, гаденыш, не играешь, – он так ласково протянул это “гаденыш”, что не оставалось никакого сомнения, он на родича не злится нисколько. Что за игру ведут эти двое? – А то я тебя первый день знаю! – и, заметив, что тот собирается добавить еще что-то, приступил к рассказу.
- Несколько лет назад ездили мы в Австрию. Я, Шес, тот самый Макс, про которого Романыч раньше рассказывал, и Рэйн. Ты его, Витек, не знаешь. Он раньше ударником в Рельефе был.
- А Шес?
- А Шес – вокалистом. Это было до того, как они усыновили свою рыжую заразу, – пояснил Алек. – Ну, так вот. У Шеса пунктик есть один – точнее, был, – на машины. Любил он снять за бугром какую-нибудь навороченную тачку. Чтобы поприметнее была да покруче. В тот раз взяли огромный внедорожник. Черный, стекла затемненные. Ну, как в “Бригаде”, помнишь? Это сейчас у Шеса такая же бэха стоит в гараже рядом с его горячо любимым Дукати. А тогда он только на несколько дней в прокате и мог себе позволить. Ну вот, значит, катаемся мы по Австрии, катаемся, любуемся красотами, балуемся пивком. Он тогда еще не был таким категоричным трезвенником, как сейчас.
- А почему стал? – перебила я.
- Пи-и-и-и, – отозвался рокер.
- Цензура, – пояснил блондин. – Короче, прижало его организм, залитый по самое не балуйся пивом, справить естественные надобности. А так как ни у кого, кроме него, в тот момент такой необходимости не было, то мы, высадив его рядом с туалетом на заправке, отъехали чуть в сторону заправиться.
- Гады! – ласково оскалился ударник.
- Пить надо было меньше! – не остался Алек в долгу. – И вот стоим мы, значит, возле бензоколонки, как в зрительном зале, и наблюдаем следующую картину. Из-за угла здания выруливает точь в точь такая же бэха, как наша, и начинает медленно продвигаться к выезду. В этот момент из туалета выходят два метра нашего общего друга, офанаревшими глазами смотрят на удаляющийся джип, а потом он срывается с места и с криком “Банзай!” кидается на капот машины. Занавес!
- Нифига не занавес! – встрял герой рассказа. – Витек, представь себя на моем месте. Выхожу я из места дум и вижу, как эти придурки сваливают. То есть, я стою, а они сваливают! На моей бэхе! С моим пивом! Естественно, я кидаюсь за ними и решаю подшутить. Зажмуриваюсь. Знаешь, пьяный, не пьяный, а на капот движущейся, пусть и на минимальной скорости, машины кидаться стремно. И прыгаю. Визг тормозов и дикий ржач. Открываю глаза, поворачиваюсь на звук смеха и вижу нашу тачку и Рэйна с Алеком, сползающих на землю от хохота. Заранее холодея и, кстати, мгновенно трезвея, смотрю вниз и вижу сквозь лобовое стекло побелевшие лица двух фрицев.