- Господи, – стараясь не размазать тушь, вытираю я слезы. Боженовы, кстати, уже давно лежали на столе, сотрясаясь от хохота. – Бедные немцы! Опять немцы! Мне их так жаль, такая картина...
- Вика, ты себе просто не представляешь всей картины, – добил меня Алек. – Вот как Шес сейчас выглядит, – обвел он рукой пирсингованое и покрытое татуировками тело в аксесуарах и иже с ними, – это просто добропорядочный клерк начала восьмидесятых по сравнению с тем, что было тогда. Ну, глаза он всегда подводил. Но добавь к этому цепочку от уха до губы через ноздрю, рваную кожаную одежду, три-четыре креста по килограмму каждый и вырви-глаз-фиолетовый ирокез в ладонь...
- Ирокез? – опешила я.
- О, да! – подтвердил Ал. – Я тебе при случае фотки покажу. Такое чмо встретишь среди ночи на улице да в темном переулке – не факт, что до утра дотянешь. А тут среди бела дня само на голову свалилось. Как их инфаркт не хватил, не знаю.
- Да мне их перепуганные глаза потом еще несколько месяцев снились! – закончил Шес. – Витек, ты удовлетворена?
- О, да!
- Тогда, продолжим. Ты, кстати, следующая на очереди. Романыч, готовь историю!
- Рома, не смей! – вскочила я.
- Хе-хе, радость моя, – осклабилась эта зараза. – Поздно пить боржоми, когда печень отказала! Шес, сдавай!
====== Глава 20 ======
И вечер продолжился.
Разошлись мы уже далеко за полночь, ближе к трём. Уставшие, слегка пьяные, довольные друг другом и проведённым временем.
А я ещё и огорошенная внезапными открытиями.
О чём мы только не говорили, каких только историй не рассказывали. Знай я заранее, какие откровения принесёт с собой этот вечер, не факт, что вообще решилась бы прийти. Скорее всего, осталась бы сидеть дома и не дергалась. Воистину, блаженны несведущие. Но – обо всём по порядку.
Компании, собирающиеся у Боженовых, всегда были весёлыми и интересными. Ребята, надо отдать им должное, умели подбирать друзей. Но этот раз превзошёл все, на которых мне когда-либо приходилось присутствовать. Может быть, именно благодаря умеренному составу и особым отношениям между собравшимися.
Не чувствовалось абсолютно никакого напряжения. Мысли и фразы текли спокойно и свободно, как вода в тихом русле реки где-нибудь на приморской равнине, непосредственно перед впадением в бурное море общего веселья и игривости. Было какое-то удивительно приятное и уютное ощущение причастности, понимания и нахождения на своём месте.
И даже Шес, всё также язвивший и пошливший весь вечер, и наши с ним неизменные перепалки воспринимались как-то по-домашнему, что ли.
А уж Алек... У Ала оказалось изумительное чувство юмора. Не откровенный цинизм, как в случае с его именитым родичем, или же, чего греха таить, со мной, а именно юмор. Острый, местами пикантный и колкий, но всегда уместный, стирающий все преграды и неловкости, заставляющий забыть, что ты практически и не знаешь этого человека. Снегов умел быть душой компании, сплотить людей вокруг себя и, кажется, искренне наслаждался этим. От каждого его слова веяло такой авторитетностью, что и в голову не приходило переспрашивать или сомневаться.
И в то же время, он не давил и не пёр напролом, как Шес. Они были такими разными, как вода и пламя, и одновременно чем-то неуловимо похожими. Может, необъяснимой и непоколебимой уверенностью в своих действиях и словах. А может, неким налётом снобизма. Довольно сильным у Шеса, но присутствующим и у Ала тоже. И если наличие данной не шибко приятной черты характера у рок-идола было ещё вполне понятным, в чём-то даже ожидаемым, то откуда это взялось у начинающего экономиста, оставалось для меня загадкой.
Впрочем, это не портило общее впечатление от парня. Скорее, придавало некую изюминку. Должен же быть в человеке какой-то изъян? Иначе было бы скучно.
Алек нравился мне всё больше и больше. У нас оказалось много общего. Снегов, к моему изумлению, неплохо разбирался в классической музыке и ценил по достоинству оперу. Он, так же как и я, обожал мотоциклы, скорость, электронную музыку и любил готовить. И главное – его абсолютно не напрягало наличие в моей жизни другого мужчины четырёх лет от роду.
Эта тема была для меня довольно болезненной и щекотливой. Слишком часто в прошлом приходилось сталкиваться с испаряющимися в неведомом направлении представителями “сильного и надёжного”, стоило им завидеть на горизонте белобрысую макушку и перепачканные шоколадом пальчики. Вы себе не представляете, насколько пугающее действие на мужчину любого возраста может оказать фраза “А ты придёшь завтра поиграть со мной?” из уст ребёнка незамужней женщины!
Я раньше даже не задумывалась над этим. Сюрприз был. Поначалу жутко коробило. Такое впечатление, что у Дани на лбу написано: “Кратчайший путь в ЗАГС”. Но потом привыкла.
Точнее, не привыкла, а стала относиться к этому философски, рассудив, что мужчины приходят и уходят, а Данька остаётся. Так что, если единственное, о чём думает кандидат в любовники при виде сына, это хомут и кабала, то начерта он вообще нужен? В конце-то концов, замуж я не рвалась, целью себе смену фамилии не ставила и содержать себя и свою семью не просила. А для приятного совместного времяпровождения имеет ли значение, есть у меня сын или нет?
Оказывается, имеет. И ощущения, когда тебя ни за что, ни про что подозревают чёрти в чем, не самые приятные. Словно от души вываляли в какой-то дряни. Особенно, если ты уже успела если и не влюбиться, то заинтересоваться.
Поэтому я и сообщала на самом первом свидании – так сказать, не отходя от кассы, – что да, работаю, да, содержу себя, нет, цели непременно выйти замуж не имею, и да, кстати, имею сына. Из всей представленной информации чаще всего воспринималось почему-то только последнее, и девяносто процентов кандидатов не проходило первый отборочный тур.
Алек его прошёл, даже не заметив.
Я как раз жаловалась на то, что выходить куда-то с моим террористом просто невозможно. Поскольку он тут же начинает играть на публику. И все попытки как-то урезонить его заканчиваются неизменным феерическим скандалом в общественном месте. Чем общественнее это место, чем больше зрителей, тем богаче репертуар и шире масштаб истерики.
- А сколько твоему сыну? – поинтересовался Алек.
- Четыре. Скоро четыре с половиной, – я внимательно следила за его реакцией.
- Так он же ещё маленький, – умилился парень. – Не переживай ты так. Все через это проходят. Он подрастёт и угомонится.
- Не угомонится, если на тормозах спускать! – грубо влез Шес. – Такое пресекать надо на корню.
- У тебя большой опыт воспитания? – тут же огрызнулась я.
Ой, какие мы все умные советы давать! Сколько раз я уже слышала подобное. Есть люди, которых хлебом не корми, дай поразглагольствовать, как чужих детей растить. Своих бы рожали и воспитывали.
- У меня опыт борьбы с последствиями, – ничуть не смущаясь моей реакции, ответил Шес. – Мать тоже считала, что само пройдёт, – он широко улыбался, но глаза оставались серьёзными. – Спускала всё с рук и отчима гоняла, чтоб ни дай Боже сыночку не обидел. В результате об истинном значении слова “нет” я узнал уже в армии. Десять нарядов вне очереди, конечно, довольно быстро корректируют поведение, но тебе не кажется, что проще сделать это сейчас?
- Да ладно тебе. Тоже мне, осечка Маслоу, – отмахнулся Ал. – Ну что ты хочешь от четырёхлетнего ребёнка? Как ты предлагаешь “пресекать”? Будет ему лет десять, тогда уже можно объяснить, а пока...
- Объяснять надо сейчас, – отрезал рокер, – иначе в десять уже никто не будет слушать!
- А сейчас он типа слушает! – это обсуждение начинало меня бесить. – Он же ещё ничего не понимает!
- Да всё он прекрасно понимает! – не согласился Шес. – Это родителям спускать на тормозах удобнее, чем раз и навсегда поднапрячься и поставить точку.
- То есть, ты хочешь сказать, – я медленно, но уверено закипала, – что мне нравится, когда он визжит, как поросёнок на заклании, посреди улицы? Мне, значит, удобно, когда он позорит меня перед соседями? Что...