Я видел, как заряд картечи срезал несколько еловых веток, взметая над ними снежную пыль, и ударился в ствол дерева. Оно качнулось треугольной макушкой и на несколько мгновений его окутало тончайшей белой вуалью. При других обстоятельствах я бы с удовольствием полюбовался этим прекрасным зрелищем, но волчица, идя намётом, неумолимо приближалась. Она хотела убить меня, и я искренне не понимал: почему?
Видимо, я сильно занервничал, потому что мой второй выстрел вообще ушел в пустоту - за спиной волчицы не шелохнулся ни один куст. «Может патроны с дефектом»? – подумал я, наблюдая, как мир начал внезапно меркнуть. Последний проблеск сознания озарил меня в тот момент, когда я тянулся к рукоятке ножа, висевшего на поясе. Затем я сделал судорожный вдох и все окончательно исчезло .
В общем, меня словно отключили от солнечных батареек…
- Эй, Рафаэль!
Неужели голос с того света?
Я увидел себя в первом карауле. Стояла морозная ночь, под желтым фонарем поблескивали снежные сугробы. Я был завернут в овчинный тулуп, за спиной висел автомат с пристегнутым штык-ножом и заряженным магазином. Запасной - в подсумке на поясе. С другой стороны ремня находился чехол с телефонной трубкой и штепсельной вилкой, которую я должен был каждые 20 минут втыкать в розетку и докладывать обстановку в караульное помещение. На руках трехпалые шерстяные рукавицы и в них я, наверное, походил на камчатского краба. Я курсировал по тропинке вдоль склада и слушал, как под валенками по-новогоднему поскрипывал снег. Ночная дорога, тянувшаяся вдоль границы поста, торжественно тиха и безлюдна. Я сделал несколько шагов вперед и посмотрел в сторону оружейного склада, отыскивая глазами вышку соседского часового. Я должен помахать ему рукой и убедиться, что он тоже машет в ответ. Значит, все хорошо и можно возвращаться в исходную точку маршрута. Но вместо вышки я увидел залитый солнцем берег моря. На песчаном берегу стояла белая табуретка, а на ней лежала открытая книга в тканевом переплете. Ветер легонько шевелил страницы, а на заднем плане пенные волны безмятежно накатывали на берег. Кажется, я даже почувствовал запах соленых брызг. Судя по всему, мне так опостылела зима, с ее морозами и метелями, что моему дремлющему подсознанию захотелось тепла и лета. Я помотал головой, но наваждение не исчезало, и тогда я просто помахал рукой своему соседу (в этот момент я точно походил на краба) и пошел обратно. Через четыре часа, когда уже рассвело, я вновь заступил на пост и попытался понять, откуда среди колючей зимы взялось такое солнечное и ласковое море. Некоторое время я искал точку, из которой наблюдал свой ночной мираж. Оказалось, что за море я принял железную крышу оружейного склада, на карнизах которого лежал снег, а ветви деревьев, пожарный щит, кирпичные стены здания и желтый свет фонарей сложились в причудливую картину береговой полосы.
Почему я сейчас вспоминаю об этом? Наверное, потому, что я вновь чувствую страшный холод и мне очень хочется увидеть лето. Но разве та злобная волчица не растерзала меня?
- Эй, Рафаэль!
Машину болтало из стороны в сторону. Я приоткрыл глаза. В окне как сумасшедшие, скакали звезды и луна. Я лежал на дне уазика - «буханки» и только благодаря чьей-то заботливой руке, придерживающей меня, не бился головой о железный борт.
- Что с тобой случилось?
Я окончательно разлепил глаза и даже сквозь полумрак узнал Макса. На его лице лежала печать неподдельной тревоги.
- Я не знаю, - ответил я и попытался встать, но он вежливо попросил:
- Лучше лежи.
В машине находился еще кто-то или что-то. Скосив глаза, я увидел бесформенное тело. Оно лежало у противоположной стены, замотанное во что-то темное, а его белые волосы были разметаны по полу. Я вздрогнул.
- Это кто? – спросил я пересохшими губами.
Макс непонимающе посмотрел в указанном направлении, а после снова уставился на меня.
- Ну ты брат даешь, - покачал он головой. – Нет там никого. Это мешок с картошкой и твоя одежда.
- Я же вижу…
- Рафаэль, - резко оборвал он меня, - заткнись, будь так любезен. А покуда мы мчимся в больницу, я кратко поведаю тебе одну замечательную историю про глупого художника, который приехал поохотиться в наши забытые богом места.
Я в бессилии откинул голову на скрученные в комок тряпки. Они пахли машинным маслом, но исправно служили мне подушкой. Я закрыл глаза и приготовился слушать.