Горько ему было оставлять этот мир, в котором он обучал людей мудрости и ремеслам, помогал сиротам, пас в небесах стада облаков и вдохновлял певцов-боянов.
Горько ему было, что былинного богатыря Волха Всеславича, которому он передал знания по магии и чародейству, поминали теперь не иначе, как исчадием ада.
Горько ему было, что даже Ясуням[2] оказалось неподвластно течение времени…
Старик вышел из чащи, оставляя за собой медвежьи следы, а затем миновал озеро, в котором, как в зеркале, отражались мириады звезд. Вот, наконец, предстала перед ним деревня, с самого края которой находилась искомая изба. Он взошел на крыльцо, вырубленное в земле и застеленное скрипучими половицами. Вдохнул, втягивая ноздрями стелящийся по двору туман и над его головой, словно из опрокинутой глиняной крынки, растекся Млечный Путь. В сырую землю вонзились ножи и свита старика, кувыркнувшись через них, приняла человеческий облик.
Теперь все было готово, чтобы призвать на службу последнего избранника.
[1] Навь - потусторонний, загробный мир.
[2] Ясуни - светлые, солнечные боги древних славян. Их темная противоложность - Дасуни. Бог Велес находился где-то посередине, познав в равной степени как силы света, так и силы тьмы.
Глава 1. Она
Наши дни.
Дыхание... Как немного требуется для того, чтобы жить. Какой простой алгоритм. Многие вещи вокруг нас меняются, но дыхание остается верным спутником до самой смерти. И я чувствую, как лёгкие наполняются прохладным осенним воздухом, с привкусом увядшей травы и мокрого асфальта.
Каждое утро я приезжаю к этой железнодорожной станции на машине, ставлю ее на стоянку (если так можно назвать изрытый колеями пустырь) и иду на платформу- ждать электричку. Какая у меня машина? Довольно обыкновенная: Шевроле-Ланос. Если честно, я обижаюсь, когда говорят, что ее задний бампер напоминает усы бравого запорожского казака...
Друзья зовут меня Рафаэлем. Мое детство и юность прошли в городишке с названием Ко́тов. Тогда машины у меня еще не было, и я пользовался услугами общественного транспорта - ездил на автобусе. В народе его в шутку называли «скотовозом» - это потому, что он «с Котова возит». Набивались в него и впрямь под завязку. Там-то, на автобусной остановке, я впервые и повстречал Ее.
Знаете, как создаются всякого рода теории? Нет? Отлично!
Вот пример рождения одной из них.
Сначала я день за днем наблюдал…
Она каждое утро приходила в одно и то же место. Мы всегда оказывались довольно близко друг от друга, разделенные двумя-тремя метрами мозолистого асфальта. Иногда, между нами стояли люди, но я ощущал ее присутствие даже сквозь них. Иногда я встречался с ней взглядом, и она тут же равнодушно отводила глаза. Гордая! Эта черта мне очень в ней нравилась. Наверное, те же чувства испытывал сказочный рыцарь перед штурмом неприступной башни, веруя, что будет вознаграждён любовью томящейся там принцессы.
Я тайком рассматривал ее прямую осанку и чуть приподнятый подбородок. Конечно, не только их... Я рассматривал ее всю: белые волосы; чуть опущенные ресницы, похожие на крылья бабочки; чувственные губы; тонкие наманикюренные пальцы и, наконец, плавные и соблазнительные линии груди и бедер. В такие моменты я удивлялся таланту Создателя, сотворившего подобное чудо. Она же, своим подчеркнутым безразличием к моей персоне, словно заявляла: «Смотри, наслаждайся, кусай локти! Мне тебя совершенно не жалко!»
Итак, вот моя теория: Она в меня влюблена.
Именно поэтому она и приходила на автобусную остановку каждое утро. Скажете - нет? Конечно, вы правы: всякая теория требует экспериментального подтверждения. Что ж, это тоже было…
Я мог с точно предсказать, что каждый день, в восемь часов утра, Она будет оказываться очень близко от меня, потому что я нужен ей как глоток утреннего кофе или как утренняя сигарета. Ей требовалось обязательно меня увидеть, иначе весь последующий день терял для нее всякий смысл.
И я ждал… Ждал…
Стрелка приближалась к восьми. Я немного замерзал на осеннем ветру, который шевелил мои волосы и полы пальто. Я даже поднял воротник, надеясь, что это убережет меня от простуды. На мокрый асфальт планировали желтые листья и тут же прилипали к нему, хотя некоторым везло больше: они шлепались в лужи и некоторое время плавали среди отражений облаков, пока не прибивались к расчерченному неровными штрихами берегу. Потом я обычно оглядывался. Все как всегда: вокруг одни и те же скучные, неинтересные лица.