- Мир твоему дому, милое дитя, - тихонько сказал старик, всматриваясь в девушку внимательными и ясными глазами.
- Мои родители спят, - ответила Ведана, с интересом разглядывая ночного гостя, - и я не могу их добудиться. А без ведома старших мне не велено пускать посторонних в дом.
- Понимаю, дитя, - улыбнулся старик, - ты поступаешь верно: родителей следует уважать послушанием. Но не могла бы ты, коли уж я постучал в вашу дверь, дать мне испить водицы и немного хлеба в дорогу?
- Да, - ответила Ведана, - я сейчас принесу.
Вместо воды, налила в кружку ржаного кваса и подумала: «Старичок, навроде, не страшный. Провожу-ка я его через сени в клеть. Там хоть и прохладно, но все же будет крыша над головой и соломенная постель под боком». Отрезав краюху хлеба и отсыпав в небольшой мешочек ячменя, она вернулась к двери и попросила гостя войти в дом.
- Вот спасибо, милая, - обрадовался старичок и переступил через порог.
Ведана показала ему на стол, где лежали угощения. Ночной гость присел на скамейку, хлеб и ячмень сунул в дорожную суму, и тут же припал к деревянной кружке. Кадык на его тощей шее заходил вверх-вниз, а по бороде потекли пенные струйки кваса. Покуда он пил, с ним начали происходить чудесные изменения. Спина, распрямляясь, затрещала, плечи и грудь развернулись, и весь он стремительно прибавил в росте и ширине. Теперь уже не сгорбленный старичок сидел напротив Веданы, а могучий богатырь с суровым, прорезанном глубокими морщинами лицом. Язвы и ссадины его разгладились. Плащ заблестел черным оксамитом, а по краю капюшона засверкала руническая вышивка. Сермяга превратилась в длинную столу[4], доходившую почти до пят и расшитую по краю изысканной серебряной вязью. «Что за квас я ему подала? – дивясь, подумала Ведана. – Нет, видно я все еще сплю, и происходящее мне только снится».
- Ты не спишь, милая, - прочитав ее мысли, молвил старик и вернул на стол наполненную до краев кружку, словно до этого он и не пил вовсе. – Уже за то, что не устыдилась ты моих язв и усадила за стол, достойна ты моей награды. Знай, дитя - это было моё первое испытание, и к моей радости, ты его прошла. Однако, впредь я бы не советовал открывать дверь незнакомцу, если родители спят.
- Кто вы? – удивленно воскликнула Ведана, впрочем, не испытывая при этом ни малейшего страха.
- Я тот, кого раньше называли Водчим Всех Путей, - ответил тот.
- Велес? - в её голосе мелькнуло сомнение.
Старик вскинул из-под бровей суровые очи и степенно кивнул. Под тяжестью этого взгляда Ведана принялась заправлять под рубаху нательный крест.
- Не надо, не прячь, - остановил её гость. - Я же не какая-нибудь нечисть - твой крестик мне не страшен.
Ведана потупила взор. Щёки её зардели:
- Прости, дедушка. Я не желала тебя обидеть.
- Полно, дитя, - лицо гостя смягчилось, - я не обиделся.
Сказав это, Велес умолк, и как будто заслушался стрекотом сверчка за печкой.
- Мне поведали, - чуть погодя, молвил он, - что каждый день ты приходишь в лес и горюешь о своей судьбе. Ты рассказываешь о людях, которые не любят и не принимают тебя. Ты думаешь, что они считают тебя особенной, не такой, как они. Непонятное их пугает, а страх рождает злость, которая, как змея, кусает исподтишка. В этом ты совершенно права, дитя мое. Также мне ведомо, как хорошо ты относишься к зверям и птицам. Даже благородные маралы[5] и изящные косули без страха принимают пищу из твоих рук. Тебе нравится их открытость миру и то, что в них нет ни подлости, ни коварства. Вот поэтому я и явился к тебе. Если ты сильно пожелаешь, то сможешь получишь от меня особенный дар.
- О чем ты говоришь, дедушка? – волнуясь, зашептала Ведана. – Кто рассказал тебе обо мне?
Дверь избы отворилась и на пороге возникла темная женская фигура, по плечам и спине которой растекалось лунное сияние.
- Мир этому дому, - произнесла она, склоняя голову в поклоне. – Позволь мне войти, дитя?
Ничего не понимающая Ведана кивнула, но когда женщина приблизилась, и на ее лицо упали бледные отсветы лучины, вдруг воскликнула: