Олег видел, как вепрь неумолимо приближался, ломая сучья и расшвыривая копытами землю. Из глотки зверя вырывались страшные звуки. Княжич всматривался в него, выбирая место для удара. Cердце отчаянно колотилось, грудь шумно вздымалась, а глаза не видели ничего, кроме несущегося с огромной скоростью врага. Пальцы, с которых он заранее снял все перстни (чтобы не скользили по древку), заломило от напряжения. Время как будто замедлилось, и Олег мучительно ждал момента столкновения. «Сейчас, сейчас» - молоточком стучалась в виске лихорадочная мысль. Вепрь был уже перед ним - последовал глухой удар и сильный толчок. Из-под Олега будто вышибли землю, перед глазами замелькали деревья, челюсть клацнула, чуть не перекусив язык и, если бы он не держался крепко за древко рогатины, полетел бы кубарем с ног. Но он устоял, и теперь почти в упор смотрел в глаза остановившегося перед ним зверя. Тяжелый и острый наконечник рогатины наполовину вошел в его грудь, но вепрь не сдавался - яростно рычал и продолжал напирать.
- Держи княже, крепко держи, - донеслось из-за спины Олега. – Смотри, как бы он вбок не пошел.
Кабан будто услыхал Еремея и действительно двинулся в сторону, выворачивая рогатину из рук княжича. Но тот успел переместиться, и вепрь вновь оказался прямо перед ним. Надавливая на древко, Олег сам пошел на него, загоняя острие все глубже и глубже. Кабан дрогнул, его мощные ноги подкосились и оглашая лес режущим уши визгом, завалился на бок. Все было почти кончено.
- Еремей, - позвал княжич, - подержи-ка.
Голос его звучал звонко и немного дрожал от пережитого волнения. Боярин подошел, и княжич передал ему древко своей рогатины. Сам же вытащил из ножен длинный охотничий кинжал и направился к раненому зверю, чтобы добить точным ударом в сердце. Олег торжествовал - это был момент его триумфа. Эх, если бы сейчас его видел отец! Несколько мгновений он стоял над вепрем, наслаждаясь терпким лесным воздухом и видом поверженного врага. Еремей понимал его чувства и даже заулыбался, вспомнив себя таким же мальчишкой - как же давно это было, и как быстротечно время. «А княжич-то молодец, - подумал он. – Такое чудище одолел».
Что случилось после, Еремей почти не помнил. Сначала рядом с тропою захрустели ветки, и боярин подумал, что это подъезжают дружинники, загонявшие кабана - потому и не взглянул в ту сторону. Когда же из лесной чащи выскочила самка вепря, он только и успел, что крикнуть:
- Берегись!
Олег обернулся, но сделать ничего не успел. Кабаниха ударом мощной головы сбила его с ног, пропоров клыком бедро, после чего вцепилась зубами в бок, разрывая в клочья столу и тунику. Одежда княжича в то же мгновение пропиталась паркой кровью. Рогатина Еремея ударила с такой яростью и силой, что пробила зверя до середины, уложив на месте. Отпихнув агонизирующую тушу в сторону, боярин бросился к Олегу.
- Князь, князь! - закричал он, тряся за плечи безвольное тело.
Олег не отзывался. Еремей с ужасом осмотрел его раны, затем зарычал в каком-то бешеном исступленье и принялся рвать на лоскуты свою столу. Артерии не задело, но вены оказались вспороты, и из них тёмно-красными ручейками текла руда. Сам Олег лежал без сознания. Стягивая тряпками его изуродованную ногу, боярин Еремей беззвучно заплакал.
Подскакали молодшие дружинники.
- Тут монастырь неподалеку, - крикнул один из них. – Туда надо князя везти, к отцу Александру.
- Не успеем, - возразил другой, - кровью истечет. Прямо за лесом деревня есть, княжеский боярин Кузьма Савельич с неё кормится. Там старуха-знахарка живет: Ксенией кличут.
- В деревню, - громко крикнул Еремей, вскакивая на подведённого скакуна.
Ему поднесли княжича. Боярин легко поднял его за подмышки и усадил перед собою. «Только бы успеть, Господи» - горячо молился про себя Еремей. О себе он сейчас не думал, хотя где-то в глубине души и мелькнуло: «Мстислав Изяславич не простит», и еще два горьких слова: «Не уберег». Наказание он понесёт после, а сейчас нужно спасать Олега.
И вот уже вьётся перед взором лесная тропа, пылясь под копытами нахмуренных всадников. Вскоре миновали озеро, за которым заканчивалось царство вековых деревьев и брали своё начало бескрайние просторы, местами упирающиеся в холмы и рощи, а кое где ныряющие в зелёные лощины. Деревня была уже видна, но на сердце у Еремея по-прежнему лежала непомерная тяжесть. Княжич временами стонал, а однажды даже пришёл в сознание, разлепил глаза и посмотрел перед собою замутнённым взором. Ничего не поняв, выдохнул еле слышными словами: