Один из дружинников узнал настоятеля - посторонился, давая проход ко двору знахарки Ксении. Тут и сама она вышла из бани и, заметив настоятеля, недобро сверкнула на него очами и поспешила скрыться в избе. В предбаннике на лавке сидел боярин Еремей, спавший лицом и упёршийся в противоположную стену слезящимся взглядом. Заметив игумена, он на мгновение встрепенулся, и в глазах его вспыхнул огонёк последней надежды.
- Отец Александр, - падая перед ним на колени, воскликнул Еремей, - помолись за княжича! Может тебя Бог услышит!
Было странно видеть могучего богатыря, сжимавшего руку инока и льющего на неё свои слёзы. Хорошо, что дверь в баню была прикрыта, и сего срама не видели остальные дружинники, хотя все знали, как сильно Еремей любит Олега.
- На всё воля Всевышнего, - ответил отец Александр, проходя в помещение, где лежал княжич.
Уже по внешнему виду юноши было понятно, что он не жилец. Лицо его побледнело и заострилось, из приоткрытых губ, искривлённых мукой, вырывалось сиплое дыхание и стоны. Прочитав положенный в таких случаях канон на исход души, отец Александр вышел на улицу со скорбно опущенной головой. Еремей всё понял, и некоторое время ещё сидел на лавке, закрыв лицо руками. Затем встал, умылся из кадушки, зачёрпывая трясущейся рукой холодную воду, и подозвал дружинников.
- Везите Олега в крайнюю избу, как знахарка велела, - молвил он надломленным голосом и провёл ладонью по опухшим векам, словно хотел стереть их с лица вместе с глазами.
Двое бояр осторожно подняли княжича и вынесли во двор. Там уже стояла телега, набитая мягкой шуршащей соломой. Олега уложили на заранее расстеленную рогожу, и вскоре процессия двинулась на край деревни. Отец Александр так опечалился, что даже забыл о цели, с которой сюда явился, пока брат Игнатий не напомнил ему.
- Я её вижу, - зашептал он на ухо настоятеля, и в голосе его слышался пережитый ранее ужас.
- Ты уверен?
- Да. Вон та девушка в красном сарафане, - запинаясь, произнёс Игнатий, кивая на стоявшую в толпе Глафиру. – Эти нефритовые глаза я каждую ночь вижу в своих кошмарах.
- Ты уверен? - повторил настоятель.
- Что б мне на этом месте провалиться, - горячась, прошептал инок. - Так что будем делать, отец Александр?
- Пока ничего. Дождемся следующего полнолуния и понаблюдаем: если эта девушка и впрямь окажется оборотнем, тогда уже решим, что делать.
- Но ведь это исчадие ада - её немедленно нужно убить! - чуть не закричал Игнатий, и настоятелю даже пришлось накрыть его рот ладонью.
- Тише, тише, - сквозь зубы зашипел отец Александр. – Чудовище, которое ты повстречал в лесу, невозможно одолеть без серьёзной подготовки. К тому же, оно проявило к тебе милосердие и оставило в живых. За что же ты так желаешь его крови?
- А если оно убьёт кого-нибудь? – не сдавался Игнатий. – Тогда же на нас грех ляжет - за то, что не упредили мы сего злодеяния.
- Успокойся, брат. Давай поговорим после, тем более, что эта девушка сейчас на нас смотрит.
Глафира как будто и впрямь что-то заподозрила. Она вдруг повернула голову и уставилась на двух споривших о чём-то монахов, стоявших поодаль от неё и скрывавших свои лица капюшонами. Те сразу же перестали шептаться, а один из них, тот, что выглядел постарше, потянул второго за рукав, после чего оба удалились. «Странные какие-то», - подумала Глафира, и снова переключилась на мысли о княжиче Олеге. Таких знатных и богатых людей, пусть и смертельно раненых, ей не доводилось видеть так близко, и теперь она представляла себя причастной к той неведомой жизни, что обычно течёт за стенами княжеских хором. В своем воображении Глафира рисовала себя боярыней, разодетой в золото и парчу. Словно пава плыла она к своему терему, держа под руку княжича Олега, а по обе стороны от расстеленного под ногами ковра, волновалась и рукоплескала пёстрая толпа подданных. От сих приятных мыслей Глафиру отвлёк какой-то паренёк, споткнувшийся о кочку и нечаянно толкнувший её в спину, за что немедленно был наказан сочной оплеухой.
- Смотри, куда прёшь! – заорала Глафира и, увлекаемая остальными, двинулась к околице деревни.
По воле судеб, дом, в который принесли умирающего княжича, принадлежал Протасию. Он и его семья о произошедших событиях ничего не знали, и к дому знахарки Ксении не ходили, поэтому Протасий вначале испугался, увидав конных ратников и множество народа, заполонившего весь двор. Узнав же, в чём дело, засуетился.
- Сюда, сюда, - стал подсказывать он, направляя людей.
Олега внесли в дом и уложили на лавку, застеленную соломенным матрасом. Следуя совету знахарки, отворили ставни и волоковое окошко, из которого обычно выпускали печной дым. Амела уселась возле изголовья княжича и тряпицей, смоченной прохладной водой, принялась вытирать с его лба испарину. Ногу княжича вновь перетянули и кровь из неё почти не сочилась. А вот с боком дела обстояли плохо: повязки быстро намокали и приходилось всё время прикладывать новые. Боярин Еремей, утомившись от людского гомона, вышел на крыльцо.