Княжич вновь попытался что-то ему сказать, и Мстислав Изяславич, наконец, это заметил.
- Что еще? – хмурясь, спросил он.
- Мне нельзя никуда ехать, - молвил Олег. - Раны могут отвориться на дорожных ухабах.
- Это правда, - угрюмо подтвердил вошедший в дом боярин.
Он стоял у порога, опустив голову и не смея взглянуть на своего князя.
- Поедем не спеша, - гневно воскликнул Мстислав Изяславич, плеснув на Еремея студёной водой очей. – Правду ли говорит Олег, что девица исцелила его с помощью колдовства?
- То мне неведомо, - глухо ответил Еремей, косо взглядывая на княжича, - я ничего подобного за ней не замечал. Мыслю я: померещилось всё Олегу в ночной горячке, а помогла ему молитва отца Александра, который вчера по божьему промыслу оказался в сей деревне. Ведана же всю ночь промывала Олегу раны и прикладывала к ним тряпицы, смоченные дубовым отваром.
- Настоятель тоже был здесь? – удивился князь.
- Да, - подтвердил боярин. – Явился сюда с проповедью, а тут такая беда с Олегом приключилась – не до того стало. А Олега везти нельзя: помереть может в дороге. Ему бы недельку тут отлежаться, а после уж я его доставлю.
- Что ж, будь по-вашему, - щуря глаз, строго молвил Мстислав Изяславич, - но с тебя, Еремей, я ещё спрошу за эту охоту. Ты же, Олег, знай: как вернёшься, получишь во владение вотчину с городком Ольховом, холопами и прочим людом. Хватит тебе своевольничать да за ветром в поле бегать - пора уже и за серьёзные дела браться. И ещё скажу: жениться тебе пора. Невеста для этого уже присмотрена: Феодора - дочь боярина Щелкуна. Говорят, что девица она умная, опрятная и воспитанная. К тому же, весьма красива лицом, черноброва, а уж телом гибка и статна, словно молодая сосенка.
- Отец, - горько воскликнул княжич, - не думал, что ждёт меня столь суровое наказание. Лучше уж выпори меня плетьми на площади, но только не жени ни на ком. Умоляю тебя! Не готов я ещё для этого! Довольно мне вотчины, которую ты мне жалуешь, хотя сам знаешь, как тяжело мне даются обязанности правителя. По мне, так лучше рати водить на поле боя или с малой дружиной мчаться по половецким степям, срубая саблей вражьи головы, чем сидеть в душном тереме, с утра до вечера разбирая чужие тяжбы и диктуя писарю скучные указы.
- Как я сказал, так и будет, - отрезал князь. - Пришло время становиться взрослым, Олег, а это значит, что отныне ты будешь держать ответ не только за себя, но и за свою вотчину. Запомни, сын: управлять землёю и людьми нам Богом велено! Так что не бери грех на душу и сему не противься. Сказано: жениться, значит - женишься!
Олег покривился лицом, зажмурил глаза и хлопнул себя ладонью по лбу, словно его голову внезапно пронзила боль. Ему и впрямь стало нехорошо, но причиной тому были не раны, а душевные терзанья. Уже не в первый раз ему хотелось вскочить на вороного коня и ускакать подальше от этого мира, чтобы жить так, как ему хочется, а не по чьей-то указке. Но остывая сердцем, он понимал, что подобного места на земле ему никогда не сыскать, потому и смирялся. Что ж: долг есть долг, и тут ничего не попишешь.
- Хорошо, отец, - ответил Олег. – А как мой брат, Далебор?
Мстислав Изяславич, услышав имя старшего сына, потемнел лицом.
- Да так же, как и всегда, - молвил он, гневно двигая бровями. – Мы едим хлеб, а он ест нас. Поговаривают, подкупает каракалпаков, чтобы собрать против меня рати - решил на родного отца войной идти.
Не ко времени Олег спросил о брате, но сорвавшихся слов было уже не вернуть. Горячим был Далебор, буйным, и, впадая в гнев, мог натворить нехороших дел, за которые после стыдился. Вот однажды и случилась беда. Взял он с собою малую числом дружину, и совершил набег на столицу соседнего княжества. Хотел поначалу пограбить посад и вернуться восвояси, но поддавшись азарту, захватил весь город и порубил там многих горожан, а князя Василька и бояр казнил на площади за то, что посмели ему сопротивляться. Среди полоняников оказалась дочь Василька – Томила. Девушка была на загляденье красива, и хотя её просватали за другого князя, Далебор насильно взял её в жёны. Последствия наступили очень скоро: мир, которого с таким трудом добивался Мстислав Изяславич, снова рухнул, и между княжествами стала разгораться кровавая междоусобица. За этот проступок Далебора лишили права наследства и изгнали из дома. Так он сделался князем-изгоем.
Все эти горькие мысли отразились на лице Мстислава Изяславича. Вспомнилась ему покойная жена - Елена, - как не хватало сейчас её мудрого совета. И пока не унесла её в могилу неведомая болезнь, в княжеской семье царили мир и понимание. Очнувшись от воспоминаний, Мстислав тряхнул головой, и молвил: