- Ребята, вы такие классные, - заворковала Лена, томно закатывая глаза. – Вы очень нам понравились. Правда, Юль?
Юля, маслянисто улыбаясь, с готовностью закивала.
- Я так стесняюсь, - продолжала Лена, краснея и заискивающе заглядывая нам в глаза.
- Да не бойся, глаголь, - подбодрил её Макс.
Он даже чуть подался вперед, видимо, чтобы услышать все раньше меня. Наверное, в мыслях он уже вызывал такси, а может, раздевал соблазнительную Лену у себя на квартире. Поэтому для него стало полной неожиданностью, когда она вдруг попросила:
- Купите нам с Юлей еще бутылку водки…
Что ж - все понятно. Таких любительниц халявы в каждом клубе пруд пруди. Мы расплатились и ушли. Потом долго ждали свой автобус и, не дождавшись, побрели пешком через ночной город. Всю дорогу я думал о Ней. Даже когда рядом остановился милицейский уазик и без всяких объяснений, а тем более уговоров, нас в него запихали и увезли в направлении КПЗ, я продолжал раскладывать по минутам вчерашнее злополучное утро, пытаясь понять, в чем же я прокололся.
Потом минуло три месяца. Каждый день я приходил на нашу с Ней остановку, но она больше не появлялась. Какие только мысли не лезли в мою голову. Я так много всего передумал, что этого мне могло хватить на написание детективного романа. К сожалению, а может и к счастью, писателем я не был.
Время, видимо решив, что некоторые недели из моей жизни слишком скучны и их можно смело промотать вперед, остановилось только на следующем судьбоносном эпизоде. Макс тогда поступил в институт на факультет информатики, а я поехал в Пензу и подал документы в художественное училище имени Савицкого. Меня сразу приняли. Правда, проучился я там совсем недолго, потому что меня, оказывается, ждала армия и… война. Там, помимо тяги к искусству и живописи, у меня обнаружились способности к меткой стрельбе. Моя романтическая натура словно расщепилась надвое, и я с удивлением обнаружил, что внутри нее, помимо солнца и белых облаков, скрывалось нечто очень тёмное и холодное. Это был какой-то древний пласт серого, грязного льда и до поры до времени я просто не имел возможности разглядеть его в толще души. На войне, как правило, быстро понимаешь, кем ты являешься на самом деле. Главное не рехнуться от обилия полученных знаний, потому что подобный способ изучения человеческой сущности весьма далёк от погружения в дзэн, когда вокруг читают мантры и к потолку устремляются струйки благовоний.
У Макса имелись проблемы с сердцем и его в армию не взяли. После войны я вернулся в родной город - живой, здоровый, но конечно не такой, как раньше. Вернулся поздно ночью, а утром, в восемь часов, уже стоял на нашей с Ней остановке. Если бы Она пришла, я не позволил бы ей уйти так просто. Подошел бы, посмотрел в глаза и сказал: «Я никуда тебя больше не отпущу, слышишь»? Но, Анника не пришла. И тогда я решил продолжать свое художественное образование в Пензе. Перед этим, правда, несколько месяцев повалял дурака в Котове, стараясь вернуть себя в нормальное житейское русло.
Макс, пока я служил, кем только не подрабатывал: и мясником на рынке, и охранником, и помощником сутенера - помогал развозить проституток по «точкам». Писал мне в армию письма, не СМС какие-нибудь, а настоящие: на нескольких тетрадных листах в клеточку и мелким убористым почерком. Когда я вернулся, он тоже сильно изменился: перестал, к примеру, сочинять стихи. Единственное, от чего он так и не избавился - это от мании наделять людей качествами, которых у тех и в помине не было. Все ему казались какими-то интересными, одухотворенными. Я же видел перед собой вполне себе обычных и заурядных людей - от некоторых я вообще предпочел бы держаться подальше. Зато у Макса на этот счет имелось иное мнение: он полагал, что если его станет узнавать весь город, то все у него в этой жизни будет схвачено. Прямо идиллия: кругом одни друзья и полезные связи. Теперь, когда мы шли с ним по улицам Котова, я мечтал лишь об одном: «Скорей бы добраться до места», потому что на каждом шагу Макс с кем-то здоровался, отпускал шуточки, о чем-то заговаривал на пустые, ничего не значащие темы. Мне же приходилось через силу выдавливать улыбку, жать кому-то руку, а потом со скучающим видом стоять в сторонке, чувствуя себя этаким телохранителем, сопровождающим «босса». Сам я никогда не видел смысла в подобных знакомствах, ибо имел твердое убеждение: в этом мире я нафиг никому не нужен. Всем и без меня проблем хватало! Я доверял только проверенным людям, которые не имели привычки «кидать» меня в трудные минуты. Оказалось, их не так уж и много: один… два…три... Хорошо, пусть будет два: по крайней мере это честно, ведь что-что, а моя теория о дружбе проходила очень тщательную экспериментальную проверку.