Всё было кончено. Берег реки, ещё час назад такой безмятежный и очаровательный в своей первородной красоте, теперь устилали тела павших воинов. Теперь он выглядел дико и страшно. Стоны раненных и тяжёлые испарения от крови поднимались в воздух, терзали душу, наполняя её мрачным холодом и могильной пустотой. Меж тем, чёрный всадник тронулся, и свита, сопровождавшая его, поехала следом. Олег лежал на боку: скорчившись и поджав ноги. Руками он держался за древко торчавшего из груди копья.
- Ты хотел говорить со мной? – надменно и с издёвкой молвил Далебор, подъезжая. – Так говори. Я слушаю. - Рядом раздались злобные смешки воинов. А всадник тем временем продолжал: - Молчишь? Значит, тебе нечего мне сказать, братец. Что ж, я так и знал, - глумливо подытожил он.
В это самое время, шагах в пятидесяти от Далебора, очнулся Вышата. Некоторое время он лежал, приходя в себя, затем, морщась от боли в гудящей голове, чуть приподнялся на локтях и огляделся. Увиденное привело его в ужас. Туман в голове тут же рассеялся, а по грязным щекам потекли предательские слёзы. Повернувшись на бок, он узнал свою лошадь – она лежала рядом, мёртвая, и благодаря этому Вышату никто не заметил. Выглянув из-за крупа, он увидел сидевшего в седле Далебора, а прямо под ним – тело Олега. Ненависть как ураган ворвалась в его сердце и, скрипнув зубами, Вышата потянулся к чехлу, из которого торчал лук. Тул лежал рядом. Вытянув стрелу с чёрным опереньем, Вышата злобно и исступлённо зашептал:
- Господи, помоги... Слышишь, помоги мне...
Он натянул тетиву, задержал дыхание, и не вставая, полусидя, пустил стрелу в Далебора. Тот как будто услышал её полёт, удивлённо повернул голову, но никого не увидел. Он с лёгкостью мог бы увернуться от стрелы: время замедлялось для него, и даже стрижи, разрезающие воздух своими острыми крылышками, как будто застывали в полёте, оттого никто не мог сравниться с Далебором в скорости и мастерстве рукопашного боя. Но внезапно из-за горизонта ударил луч восходящего солнца. Желтоватой змеёй он рванулся, пересекая пространство, ударил в наконечник летящей стрелы и, отразившись от него, ослепил княжича. От неожиданности тот зажмурил глаза и в то же мгновение боль пронзила его грудь. Серебряный наконечник вошёл в сердце и Далебор, издав оглушающий рёв, хотел вырвать стрелу, но зазубрины так прочно впились в его плоть, что древко хрустнуло, и в руке княжича оказался лишь обломом оперённого древка, который он яростно швырнул наземь. Что-то делать было уже слишком поздно. Серебро наконечника, будто кислота, разъедало края раны, не давая им срастись. Княжич вновь посмотрел туда, где прятался Вышата, и во взгляде его отразилась безумная злоба и... жуткий, бездонный, безысходный страх. Да! - оттуда вылетела вторая стрела. Не в силах ничего поделать, Далебор наблюдал, как она приближается, медленно вращаясь в полёте. Рот его открылся в беззвучном вопле, когда серебряный наконечник, жужжа будто рассерженный шершень, впился ему в горло и перебил шейные позвонки. Княжич судорожно дёрнулся, да так, что его колени сжались и переломали рёбра коню; тот взоржал от боли, рухнул на землю и следом за ним устремился Далебор. К Вышате уже бежали – чья-то тень упала на него, и последнее, что он запомнил - сверкающий на Солнце, обжигающий глаза клинок, взметнувшийся над головой незнакомого воина. Удар – снова яркая вспышка боли и мрак – теперь уже навсегда.
[1] Лапта – древняя и, к сожалению, забытая современниками игра в мяч. Когда я учился в школе, на уроках физкультуры мы в неё играли. Раскопки в Новгороде, подтверждающие то, что нашим предкам она знакома издревле, датированы 14 в. Но имеются письменные свидетельства, например, 12 века, что лапта появилась гораздо раньше.
[2] Орден Меченосцев – немецкий духовно-воинский орден, основанный в Риге 1202 г. монахом Теодорихом из Турайды.
Глава 25. Звонок из мрака
Наши дни.
Следователь Грачёв совсем сбился с ног. Убийца, которого все считали не человеком, а бешенным зверем, продолжал наводить ужас на окрестности Котова и за его пределами. Никто не верил, что человек способен на такое, ведь жертв находили растерзанными на множество частей или наполовину съеденными. Но Грачёв - верил! Раз за разом он возвращался к тому массовому убийству, что произошло несколько лет назад в глухой таёжной деревне. Никто не верил, что это дело рук Чудова, которого считали пропавшим без вести. Никто - кроме Грачёва!