Протяжный стон вырвался из груди индианки. Киона встревожилась и забралась матери на колени.
— Сынок, — снова заговорила Тала, — какое тебе дело до войн, которые так любят затевать бледнолицые? Ты — индеец монтанье из рода Дикобраза, который уже много веков живет по берегам реки Метабетчуан. Чего ради тебе рисковать своей драгоценной жизнью из-за тех, кто отнял у нас почти все?
Эрмин одобрительно кивнула. Тала была на ее стороне, и это было очень важно.
— Я умоляла его остаться дома, — вставила она, — а он отказывается!
Молодой метис сел за стол. Он уже сожалел о принятом решении, но было бы постыдно капитулировать под нажимом двух женщин, пусть даже столь много значащих для него.
— Мама, в моих жилах течет и ирландская кровь! — сухо заявил он. — Я не просто индеец, мои предки жили в Европе. Неужели ты думаешь, что я забыл своего отца, Анри Дельбо? Он был хорошим отцом, ты это знаешь. Все мое детство он учил меня тому, что умел делать сам: охотиться, запрягать собак, работать по дереву. Я обязан отдать ему должное, быть верным его памяти! И ты, в отличие от меня, плохо представляешь себе, что происходит в Европе. Нельзя допустить, чтобы Гитлер победил! Это страшный человек, своего рода дьявол. Он преследует целый народ. В Германии у евреев отбирают имущество, их магазины громят, реквизируют товар. У них больше нет права работать по специальности, да и вообще нет никаких гражданских прав. Некоторые уже нашли убежище в Соединенных Штатах. Я хочу сражаться вместе с теми, кто воюет против Гитлера! Здесь все ясно! И ни ты, ни Эрмин не помешаете мне сделать это! Но все равно я вас люблю.
— А как же твои дети? — прервала его Тала с невозмутимым выражением лица.
— Мои дети? И ради них я должен сражаться. Они имеют право на мирное будущее в той стране, в которой растут. Когда Мукки станет мужчиной, я хочу — если не повезет и я погибну — чтобы ему говорили обо мне добрые слова, а не называли трусом.
Этого перенести Эрмин уже не могла и расплакалась. Он повернулся к ней, и она обняла его, словно могла удержать в плену своих объятий, своей любви.
— Тошан, останься со мной, не уезжай!
Киона в смятении молча смотрела на происходящее. Девочка поняла суть: Тошан уезжает куда-то далеко, а Эрмин несчастна. Сдерживая слезы, она не отрывала глаз от молодой женщины, которую сотрясали рыдания. Тут их внимание отвлекло появление Мадлен — в сером платье, накинутой на плечи бежевой шали и в белом берете на темных волосах. Следом за кормилицей появился растрепанный Мукки в пижаме.
— Бабушка! — с ликованием закричал он. — Ура! Привет, Киона!
Тала казалась совсем расстроенной. Она обняла мальчугана, а потом приказала:
— Дети, идите в комнату, поздоровайтесь с Мари и Лоранс! Мы вас позовем пить какао. А пока немного поиграйте.
Они послушались. Мукки смеялся и скакал, держа Киону за руку. Девочка выглядела озабоченной, но это длилось недолго: близнецы встретили ее радостными криками.
— Боже мой! — вздохнула Мадлен. — Вы только послушайте, как дети умеют радоваться! Их незамысловатое ребячье счастье утешает и бодрит. Я слышала ваш разговор и просто удручена. Тошан, дорогой мой кузен, я всей душой буду молиться за тебя, чтобы ты вернулся живым и невредимым. Я буду молиться Иисусу и Деве Марии, а также Катери Текакуите, «той, которая колеблется, но идет вперед», индианке, как и мы сами. Только верь!
— Спасибо, кузина! — ласково сказал он. — Хорошенько заботься о моей семье. Дети проведут зиму в Валь-Жальбере. Пьер Тибо отвезет их туда, а то у меня будет неспокойно на душе, если здесь останутся только женщины и дети. Мама, а что ты намерена делать?
— Останусь здесь с малышкой, — ворчливо заявила Тала.
— Тогда устраивайся в нашем доме. Здесь удобнее. Припасов вам с Кионой хватит.
Эрмин всхлипнула, понимая, что ее муж не передумает. И Тала тоже это поняла.
Сердитая на сына, она пронзила его мрачным взглядом.
— Я перезимую в своем домике, — резко сказала она. — Одиночество меня не пугает, холод и голод тоже. А вот что наводит на меня ужас — это то, как ты, Тошан Клеман Дельбо, упрямо стремишься навстречу своей смерти.
Ее голос дрожал. С большим достоинством она отпила кофе. Тишина стала невыносимой.
— Если на то воля моего мужа, — заявила Эрмин, — я уеду в Валь-Жальбер. Но я умоляю тебя, Тала, позволь мне взять с собой Киону, по крайней мере, пусть хоть Рождество она отпразднует там. Мне кажется, что будет не так тяжело, если она поедет с нами. Тала, я понимаю, что требую от тебя большой жертвы, но согласись, прошу тебя! Ей будет хорошо вместе с моими детьми.