Фрэнсис. Это вы называли. Я — нет.
Мадлен. И во что все вылилось? Это же просто панихида по нашему поколению! Мы пытались все вокруг преобразовать. У нас была революционная задача: сделать этот мир хоть немного утонченнее, чем мы его нашли. И что же? Будущие историки напишут: «Это было поколение, которое перевело мир в более высокую товарную категорию».
Фрэнсис. Но не до конца.
Мадлен. Все же в достаточной мере.
Фрэнсис. Нет. Большую часть вы прохлопали.
Мадлен на минуту останавливается.
Мадлен. Да, конечно. Мы воображали, что боролись против войны во Вьетнаме. А теперь, оглядываясь на прошлое, видишь, что многие из нас боролись против собственного будущего. Редкий случай предвидения. Короткий праздник бунтарства перед долгим, сытым периодом самосовершенствования. Пять лет протеста и тридцать — примирения. Как будто мы позволили себе тихонько вскрикнуть перед прыжком в эту трясину. Или будто крикнули «Нет!», когда на самом деле подразумевали «Да!» (Мадлен жестикулирует, изображая своего знакомого). «Как Бы Поступил Господь?»
Молчание. Мадлен все еще ест и не оборачивается, чтобы взглянуть на Фрэнсис, в то время как та внимательно смотрит на нее.
И не подумайте, что, раз сейчас поздняя ночь, у вас есть право меня жалеть.
Фрэнсис. Я только хочу сказать….
Мадлен. Не надо!
Фрэнсис. Действительно, я немного размякла…
Мадлен. Я даже спиной это почувствовала!
Фрэнсис. …всего на долю секунды…
Мадлен. …даже сзади чувствовалось…
Фрэнсис. …мне показалось, что вы, может, и не такая уж стерва, которая всегда идет напролом…
Мадлен. Спасибо.
Фрэнсис. …и что в вас даже есть что-то трогательное.
Мадлен никак не реагирует.
Мадлен. Ну вот. Я так и знала. Теперь это повисло в воздухе, как запах!
Фрэнсис удовлетворенно улыбается.
Фрэнсис. Не беспокойтесь, это всего лишь минутное настроение. Скоро пройдет.
Мадлен. Не забывайте, я же из вражеского стана.
Мадлен произносит это настолько обыденно, что по-прежнему не вызывает ответной реакции Фрэнсис.
Фрэнсис. Какое странное ощущение.
Мадлен. Что?
Фрэнсис. Этот запах. Он напомнил мне школу.
Мадлен. Почему школу?
Фрэнсис. Мой учитель фортепиано обычно вот так наклонялся ко мне с сигаретой в руке, тянулся, чтобы взять самый дальний аккорд.
Мадлен. А-а.
Фрэнсис. Он говорил: «Нет, не так» и очень старался, чтобы пепел упал мне на колено. А потом стряхивал его…
Мадлен. Ну еще бы.
Фрэнсис. …стряхивал своей рукой и говорил: «Простите, пепел упал».
Мадлен. Вот собака. (Мадлен улыбается). Школа была при монастыре?
Фрэнсис. Откуда вы знаете?
Мадлен. Просто ваш рассказ очень напоминает традиционные приемы святых отцов.
Фрэнсис. Да, вы правы.
Мадлен. Что ж, хитро придумано. Пальчики порхают, пепел сыплется… (Мадлен имитирует эти движения руками). Просто невероятно, до чего они только не додумываются…
Фрэнсис. На днях в издательстве один мужчина на меня так посмотрел! Я уже почти забыла, как это бывает.
Мадлен. Осколки воспоминаний!
Фрэнсис. Да, вроде того.
Короткое молчание.
Мадлен. Он с вами заговорил?
Фрэнсис. Он сказал: «Не хотите со мной пообедать?»
Мадлен. Что ж. Он не оригинален в выборе тактики.
Фрэнсис. Нет.
Мадлен. Далеко не первопроходец.
Фрэнсис. Я хотела ему сказать: «Пообедать? Или, может, вы хотите сказать, сходить в бар? Что именно вы предлагаете? Свидание? По-моему, поздновато. Мне кажется, мы с этим немного опоздали».
Мадлен. Отчего же?
Фрэнсис не отвечает.
Ну и как, вы пошли? Разве вы не из тех, кого называют «привлекательной женщиной»?
Фрэнсис. Вы хотите сказать — в книгах называют?