-- Что слезы льешь? -- обратился он к Кате.
Катины плечи вскинулись один и второй раз от внезапной икоты. Она попыталась выдать икоту за кашель. Потому что, влюбившись в Васю, не имела права при нем икать.
Вася продолжал уже не так суетливо, а приноровившись, растирать Александра Степановича.
-- Духотища невозможная... Вот в чем причина! -- объяснил он.
Об истинной причине Вася еще не знал.
Они пробыли на лесной поляне около часа. И все это время дедушка вдыхал и выдыхал воздух так, как советовал ему Вася.
-- Дышу по системе Кулькова, -- сообщил он внучке.
-- Вот и дыши!
Она поверила в эту систему.
-- Юля разволнуется, -- сказал наконец Александр Степанович.
Он, как бы восстав ото сна, потянулся, распрямился. И даже воскликнул: "Ого-го!"
-- Не надо резких движений, -- робко посоветовал Вася.
-- Юля ничего не должна заметить, -- ответил Александр Степанович. --Довольно с нее на сегодня...
Он оборвал самого себя, потому что даже спасителя своего не хотел пока посвящать в событие, которое, увы, обречено было стать общеизвестным.
-- Не уловил промежутка во времени... между пнем и травой. Как внизу очутился?
-- Может быть, скажем, что с вами случился обморок? Просто обморок от жары? -- предложил Вася.
-- Лучше ничего маме не скажем, -- преодолев икоту силой любви и смущения, выговорила Катя
-- Что я -- девица, чтобы в обморок падать? -- проворчал дедушка.
"Окончательно приходит в себя!" -- успокоилась Катя
-- Потерять сознание -- это достойно мужчины. А ты обморок! Катя права: вообще ничего не скажем. Ни слова!
И он не просто пошел, а зашагал к даче. Сучья трещали у него под ногами.
Юлия Александровна сделала вид, что вышла на крыльцо подышать уже немного разрядившимся воздухом: она не любила выказывать своих слабостей и волнений.
-- Кате давно пора спать, -- сказала она.
-- А я на электричку, -- сообщил Вася. -- Не буду обременять.
-- Что-о? Я уступаю тебе свое ложе. Таким, брат, макаром! -- Александр Степанович размашисто указал на топчан, прижавшийся к стене незастекленной террасы.
-- Что вы? Что вы?! -- Вася в суеверном страхе воздел руки к потолку. -- Дома не предполагают такой возможности.
-- Но ведь жена у тебя тишайшая!
Васина шея изобразила вопросительный знак.
-- Или это тот самый тихий омут, в котором, как известно...
Взгляд Юлии Александровны пресек очередной всплеск малининской откровенности.
Вася же, загадочно разведя руками, дал понять, что официально согласиться с Александром Степановичем он не может, но и возразить ему нечего.
Укладывая Катю в постель, Юлия Александровна не преминула прокомментировать этот диалог.
-- Сладкозвучный тенор! -- сказала она. -- Слова-то какие: "Не буду обременять...", "Не предполагают возможности..."
Она не знала, что Вася недавно, всего часа два назад, спас дедушку. А Катя не могла рассказать. И от этого долго и нервно переворачивалась с боку на спину и на другой бок.
Катя вспомнила тот день и тот вечер во всех их разнообразных подробностях, когда увидела дедушкин портрет над столом у Васи.
Вторжение ее было неожиданным... И Вася мог бы вести себя, как женщина, которую в утренний час застали врасплох -- неприбранной и не в том наряде, в каком ей бы хотелось предстать. Но Вася уверенно регулировал движение событий и никаких метаний не допускал. Все шло по порядку. Пока на кухне готовился ужин, Соня сыграла "Вечернюю серенаду" Шуберта и еще что-то классическое, но незнакомое Кате.
Затем Анастасия Петровна пригласила к столу. Катя не без радости сосредоточилась на том, что жена у Васи была покорной, но блеклой женщиной. И на том, что Соня играла по-ученически жестко: пальцы ее сгибались под прямым углом, а не эластично плыли по клавишам.
Соня была похожа на Васю. Кате тоже достались мужские черты: она, минуя маму, с годами все больше походила на дедушку. Правда, говорили, что она унаследовала и дедушкино обаяние, которое было не мужским и не женским, а, по словам Васи, всепокоряющим. Катя, наверно, и в самом деле переняла это дедушкино достоинство, ибо своих одноклассников она покорила. В напряженных ситуациях учителя даже обращались к ней за помощью -- и она расслабляла напряжение, за что ей пытались присваивать звание то "вожака", то "предводительницы".
-- Она будущий педагог! -- безапелляционно определил Александр Степанович, ибо предпочитал это звание всем остальным.
Васин отец Григорий Кузьмич, заметив, что Катя то и дело поглядывает на фотографию дедушки, нашел нужным все-таки достать молоток и укрепить гвоздь, на котором держалась рама. Заодно он все же попытался подлечить и ножку стола. Ужин от этого на время прервался.
-- Вася Григорьевич рассказывал мне, что вы почти что Кулибин, --сфантазировала Катя во имя покоя и мира.
Кульков согласно кивнул.
Отметив про себя, что Григорий Кузьмич был единственным нарушителем безупречно соблюдавшихся правил домашнего движения, Катя оценила и то, что Вася нарушителя штрафу не подвергал. Эту терпимость к действиям Григория Кузьмича, в которых участвовал и молоток, Катя сочла результатом Васиной тактичности, его преклонения перед старостью со всеми ее безобидными чудачествами.
Произведя глубокую разведку, выяснив обстановку в Васином доме, Катя стала прощаться.
-- А Сонина статья? -- неуверенно напомнил Вася уже в прихожей.
-- Ах, да!
Катя совсем забыла... Ссылаться на склероз было преждевременно, и она сослалась на "Вечернюю серенаду" Шуберта: фортепианное творчество Сони отвлекло-де от творчества литературного. Ее фантазия мгновенно подсовывала нужные аргументы.
Соня залилась клюквенным морсом той же кондиции, каким заливался Вася. И сомневающейся походкой отправилась за статьей. Пока она отсутствовала, Анастасия Петровна, взглядом испросив Васиного разрешения, пригласила Катю "как-нибудь заходить".
-- С Александром Степановичем заходите. И с мамой. Она все такая же... очаровательная?
Вопрос прозвучал тихо и грустно: члены Васиного семейства внешним очарованием похвастаться не могли. "Так вот, где-нибудь на Севере, в непогоду, -- подумала Катя, -- произносят: "А на юге сейчас тепло!"