Вопль дымчары вжимался в спину, толкал в неё — и спиной же Арина получила информацию (или додумала своё, желаемое?): бутылочка клея с серебряной цепочкой, стукнувшись о ствол, не причинила никакого вреда чудищу, пока одна из двух цепочек и в самом деле не застряла, зацепившись за ранку от броска лопатой.
То есть серебро, благодаря тяжести бутылочки, вдавилось в плоть дымчары и теперь причиняет ему боль!
Проскочив тамбур, дверь которого Костян распахнул настежь, они вывалились на двор, таща Сергея, который только и мог, что жмуриться: пока лежал — кровь с виска залила глаза. Арина обернулась посмотреть — успевает ли Костян за ними дотянуться до двери холла, чтобы захлопнуть её.
В лоб резко и больно ударили. Ей показалось — кинули камнем из закрывающегося помещения. Пошатнулась, но устояла. И даже умудрилась удержать на ногах Сергея и помочь ему спуститься с нескольких лестничных ступеней крыльца.
— Что с тобой? — спросила Арина у Сергея, который всё никак не мог открыть глаза, а они с Костяном никак не могли догадаться вытереть ему кровь.
Всё так же, вслепую, парень потащил Арину за собой и добрался до скамьи неподалёку от крыльца. Он нащупал её и сел, прислонившись к стене. Костян уселся рядом, частя дыханием и таращась на дверь крыльца, словно боясь, как бы дымчара не выскочил следом. Арина-то уже знала, что выскочить тот не может.
— Он обжёгся, — ладонями отирая кровь с глаз, прохрипел Сергей и закашлялся было. Но кашель оказался для него слишком мучительным, и парень короткими вдохами подышал немного, чтобы продолжить говорить, но вполголоса, а то и переходя на шёпот. — Об оберег… Но всё-таки решил, что в следующий раз попадёт в меня корнем. И снова ударил, пока вас не было. Снова обжёгся, но и удар сильный был. Я врезался в тот угол, где меня Костян нашёл, между шкафами который. Ничего не понимаю… Я сделал такой мощный ведьмин круг, что порвать его он никак не мог. Я думал, ещё трое суток — и дымчара будет уничтожен. Как он сумел сквозь этот круг позвать птиц?! Он же был изолирован! Как?!
Арина посмотрела на него, посмотрела — и отдала носовой платочек. Пусть сотрёт с лица кровь. Но парень не стал чистить лицо — глаза уже почистил, а приложил платочек к самой ране… Девушка огляделась. Делать нечего. Скамья такая маленькая, что ей здесь уже не сесть. Села на дворовые плитки прямо перед скамьёй и, задрав голову, ответила:
— Утром кто-то бросил камень в окно. Осколки попадали и сдвинули с места расставленные для круга предметы.
Парень и мальчишка посмотрели на неё — без эмоций. Устали от пережитого. Но Сергей, помедлив, всё же спросил:
— Откуда ты знаешь?
— Когда мы сейчас выходили, дымчара бросил в меня картинкой, — ответила девушка и, поморщившись, потрогала свой лоб, — там камень разбивал окно.
— Но почему тогда… — Сергей перевёл дыхание, чтобы договорить. — Почему мне никто не сказал, что окно было разбито? Они все уехали и промолчали…
— В доме никого и не было — это произошло сегодня рано утром. Очень рано, — сказала Арина, вспоминая мысленный образ. — А потом никто не заметил. Окно-то дальнее. А тот дядечка, который уехал, он решил, что дымчара сам по себе позвал птиц. Поэтому стёкла и разбиты. О чём тебе и сказал. Он про окно не знал. Сергей, как ты думаешь… Почему камень в окно бросили?
— В деревне считают, что этот коттедж проклятый, — тяжело сказал парень и закрыл глаза. — Мало того — обходят за километр стороной, так ещё и с хозяев требуют, чтобы уехали. Или чтобы освятили его. Народ думает, что из-за этого дома в деревне жить тяжко стало… Но сейчас это неинтересно. Дымчара в тебя бросил картинкой? Почему?!
— Мне показалось, он… позлорадствовал так. Типа — знай, что случилось, всё равно сделать ничего не сможете против меня… А почему ты велел в сад не бежать?
— Птиц он мог позвать только из сада. То есть с той стороны в холле все окна перебиты — уже летящими на зов птицами. И он вас оттуда мог достать. Предполагаю так. И… Арина, не отвлекай меня. С чего ты решила, что он хочет позлорадствовать? Как он понял, что можно тебе кинуть картинку?
— Не знаю. Честно, — вздохнула Арина. — Только последние минуты я постоянно… ну… как бы чувствовала его. И злость его. И это злорадство. И боль.
— Это называется эмпатия, — тяжело сказал Сергей. — Умение чувствовать эмоции других.