Мы сейчас легкая мишень. Если они решат использовать прожектор, нам крышка. Тут нет никакой маскировки от яркого света, который отразится от корпуса машины, даже если она будет прикрыта палками и листьями.
Я смотрю на Джая. Его лицо суровое, а губы сжаты в тонкую линию.
— Мы должны бежать, — бормочу я, а он качает головой.
— Жди, пока они не уедут. Тогда мы двинемся.
— Ты же коп. У вас нет какого-нибудь кодекса братства?
Джай снова качает головой.
— Кодекс братства? Нет, тут не сработает. Кто знает, кто у Черепа в кармане.
Я подпрыгиваю, когда вспышки красного и синего света освещают все вокруг. Затем они исчезают, и я не дышу, пока вой сирен не затихает вдали. Кажется, проходит вечность, пока мы тихо ждем, прежде чем я спрашиваю:
— Думаешь, мы оторвались от них?
— В настоящий момент. Вперед. — Джай поворачивает ключ, не запуская двигатель, и загораются маленькие светодиоды на приборной панели.
Я наблюдаю, как он дотягивается до потолка авто и жмет на маленькую черную кнопочку. Воздух проникает с тихим свистом внутрь и гудит в моих барабанных перепонках, пока маленькое окошко в крыше открывается.
— Так как мы не можем открыть двери, то выберемся через крышу, — улыбается он мне. — Ты первая.
Я выдыхаю и трясущимися руками отстегиваю свой ремень безопасности. Мне как-то удается развернуться на сидении, потянуться вверх и вцепиться за края крыши. Люк на крыше этой тачки не предназначен для людей средних размеров, вылезающих из нее. Пыхтя, я встаю и выпрямляю ноги. Мышцы рук и ног до боли напрягаются, и воздух с шипением вырывается сквозь зубы. Несколько часов назад я спасалась бегством и тогда едва чувствовала боль. Сейчас она завладела моими мышцами и сжимает кости. Мы должны отдохнуть, или я упаду в обморок.
Прохладный ночной воздух обдувает разгоряченную кожу и липкие бусинки пота на лбу, и мне становится холодно и некомфортно. Однако насколько бы дерьмовой ни была моя нынешняя ситуация, я напоминаю себе, что больше не нахожусь в ловушке под землей, и больше не должна бороться за свою жизнь. Уже только это заслуживает празднования. Череп точно будет преследовать нас, но с этим я могу справиться. Я хороша в побегах — занимаюсь этим всю свою жизнь. Забавный факт: я родилась в Сакраменто и металась между ним и Орегоном, пока мне не исполнилось четырнадцать. Как только поняла, что никто меня не хотел, я сбежала и добралась аж до Колорадо, но меня поймали, как только пересекла государственную границу, и бросили обратно в выгребную яму, чем являлось патронажное воспитание. За два дня до пятнадцатилетия я снова сбежала, и на этот раз была более осторожна. Я избегала улиц, никогда не задерживалась на одном месте слишком долго и прилагала все усилия, чтобы быть похожей на ребенка, у которого была заботливая семья.
Канзас.
Арканзас.
Теннесси.
Вирджиния.
Пенсильвания.
Делавэр.
Я побывала в каждом штате. Лишь полгода спустя осела в Трентоне. Следует признать, что там мне было слишком комфортно, и это была моя ошибка. В итоге, я была поймана детективом Джоном МакКейбом. В течение дня меня поместили в еще один детский дом на окраине Нью-Йорка. Я оставалась в детском доме, пока не достигла совершеннолетия и после была брошена на произвол судьбы. Я не возражала.
Я окончила среднюю школу (еле-еле!), и смогла получить работу в ресторане фаст-фуда, переворачивая котлеты для гамбургеров. И в течение этого времени я спала на диване какой-то японки, с которой познакомилась, когда возвращалась после проигрышной игры в лото за бесплатную еду и, время от времени, бухло. Она позволила мне остаться у нее, пока не накоплю достаточно налички, чтобы оплатить медсестринские курсы. И скончалась за неделю до того, как больница начала платить мне. Домовладелец позволил мне арендовать ее квартиру, чтобы сэкономить на рекламе. Как бы это странно ни звучало, я жила со Сью много месяцев... но для меня она осталась чужой. У меня не было связи с ней, как и у нее со мной. И этому не помогало и то, что я не знала японский. Я ведь даже не всплакнула, когда узнала, что не смогу присутствовать на ее похоронах. Вот ужас, да?
В любом случае, я с удовольствием заботилась о себе сама. Я привыкла к этому и, хоть у меня никогда не было надлежащего дома здесь, в Нью-Йорке, всегда чувствовала, что принадлежу ему, что моя кровь связана с мусором, ржавчиной и отбросами этого вообще-то красивого города. Когда забиралась на крышу детского дома каждую ночь и наблюдала за огнями города, я знала, что даже если никогда не найду свой дом, у меня всегда будет дом... в некотором искаженном смысле… моего разрушенного подросткового сознания.
Глава 2
Джай
Она подпрыгивает от неожиданности, когда кладу руку на ее стройную голень. На фоне моей руки она ощущается невероятно маленькой и хрупкой, что посылает укол стыда прямо в грудь. Мое тело создано для чрезвычайных ситуаций. Ее нет.
— Ты в порядке? — спрашиваю я, заглядывая в люк.
— Да. — Она смотрит на меня сверху вниз, ее лицо скрыто в тени. — Извини. Я отвлеклась на секунду.
Я удерживаю свою руку на теплой коже ее ноги и чувствую, как дрожат мышцы. Бьюсь об заклад, ей адски больно, хотя сомневаюсь, что она из той породы женщин, что признают это. Эмили — сильная девушка, сильнее, чем выглядит, но она не неуязвима. Это уж точно.
Ее голень выскальзывает из моей руки, когда она подтягивается и вылезает через люк. Я следую за ней, игнорируя боль в своих собственных мышцах.
Острые ветки впиваются в кожу и сильно царапают в некоторых местах. Эмили ругается себе под нос, спускаясь с багажника машины и прокладывая путь через искореженный кустарник, по которому я проехался. Если полиция сделает круг и двинется в прежнем направлении, то они увидят нашу машину. В идеале, мы должны быть уже на автомагистрали. Должны сменить один угнанный автомобиль на другой, и быть далеко. Если они нас поймают, нам конец.
Я неловко спускаюсь с крыши машины и, черт возьми, ударяюсь спиной, упираясь локтями в багажник и пытаясь удержать себя. Очутившись на твердой поверхности, я чувствую слабость в ногах. Они словно без костей.
— Джай? — зовет Эмили из кустов.
Мне нужно взять себя в руки, прежде чем она обнаружит меня в таком виде. Знаю, Эмили сама ожидает от меня подбадриваний и поддержки. Мне нужно быть сильным снаружи, даже если я сломлен внутри.
— Да. — Откинув голову назад, я вдыхаю полной грудью и затем выдыхаю, прежде чем оттолкнуться от машины. — Иду.
Ходьба становится плевым делом, как только мои ноги привыкают к чему-то другому, помимо педали газа. Сидячее положение, даже на такой короткий период времени, вызвало судорогу в мышцах. Такое ощущение, будто по телу прошлись отбивным молотком.
Все болит, но не так сильно, как в начале побега. Не думаю, что гордость позволила бы мне спокойно жить, если бы он не удался. Я должен был всадить пулю ему между глаз.
Сука!
Хотел бы я это сделать. Только об этом я и думал, когда выбирался из туннелей. У меня был шанс... у меня был горячий, дымящийся пистолет в руке, и он был направлен прямо в его уродливую морду.
Нужно было лишь нажать на курок.
Бах!
Это все, что требовалось. Я мог бы прикончить его.
Но не прикончил.
Тротуар проносится под нашими ногами, пока мы идем в сторону квартиры Эмили. Ступни моих ног в ссадинах и порезах. Каждый шаг кажется ходьбой по горячим углям. Честно говоря, я удивлен, что моя кожа еще не стерлась и не видны кости.
На улице ни машин, ни людей. Впереди через дорогу в метрах двадцати, рядом с двумя переполненными баками сидит худой черный кот. Он наблюдает за нами, вжав голову и оборонительно выгнув спину. Когда мы подходим ближе, я слышу его рычание и шипение. Ухмыляюсь. Бездомный кот примерно такой же пугающий, как и Эмили, когда я встретил ее.