— Четыре раза, — встревает она. — Ни больше, ни меньше, иначе я стреляю. Поняла.
Она избегает моего взгляда, и меня это бесит. От нервозности на ее лице я испытываю тошноту.
— Не подстрели себя, — говорю ей, пытаясь пошутить. — Не хочу вернуться и обнаружить, что должен везти тебя в больницу, потому что ты выстрелила себе в ногу.
Эмили бледнеет, и хватка на пушке заметно смягчается. Она отходит от меня, направляется на кухню и кладет пистолет на деревянную столешницу.
— Отличная мысль.
Она улыбается, а секундой позже прикусывает зубами верхнюю губу. Больше нет улыбки. В воздухе витает тревога, пока она барабанит кончиками пальцев по столешнице.
— Ты обещаешь вернуться?
Глядя на ключи в руке, я обещаю себе, что независимо от того, что услышу, независимо от того, что не найду или найду, когда позвоню своей сестренке, я вернусь за Котенком. Но если в трубке услышу не саркастический подростковый голос Джессики, после вернусь и буду штурмовать маленький замок Черепа, что он сотворил для себя, и перережу их всех. Убью за каждого родного человека, что он отнял у меня, и прикончу за каждую встречу с безысходностью и горем, что он заставил меня почувствовать. Я не успокоюсь до тех пор, пока Череп не исчезнет из этого мира и последующего. Даже Ад слишком хорош для подонка, вроде него.
Я смотрю на Эмили и на эти милые губы, которые она тревожно кусает.
— Я обещаю.
Слышу, как она с облегчением выдыхает. Она всерьез думала, что я оставлю ее?
— Я не смогу обойтись без моего сообщника, — говорю я ей, и смешок срывается с ее губ, когда я поворачиваюсь и иду к входной двери.
Неподалеку хлипкая деревянная дверь, которая ведет к гаражу. Не буду лгать, я был немного разочарован, когда открыл ее и увидел черную «Тойоту Королла». Думаю, было немного самонадеянно ожидать большой внедорожник с тонированными пуленепробиваемыми окнами. Нажимаю кнопку на ключе, и сигнализация выключается. Не теряя времени, сажусь в машину и проворачиваю ключ в замке зажигания. К счастью, индикатор бензина показывает больше половины. Не знаю, как далеко соседний город, но уверен, что у меня хватит бензина, чтобы добраться туда и обратно. Регулирую сиденье, отодвинув его назад, чтобы предоставить больше места для своих ног. Когда мне становится комфортно, стук в окно привлекает мое внимание. Нажимаю на кнопку и опускаю стекло.
— Можешь купить мороженое? — спрашивает Эмили, наклонившись, чтобы заглянуть в авто.
Я смеюсь.
— Хочешь мороженого? Сегодня вечером? В такую-то погоду?
Эмили кивает, широко улыбаясь.
— Мороженое — моя любимая еда
Я достаю ремень и перетягиваю его через себя.
— Недопустимо.
Он с легкостью защелкивается.
— Что недопустимо?
— Мороженое — не еда.
Я смотрю на нее. Серьезно, мы говорим сейчас об этом? Ей сколько лет?
— Оно попадает в мой рот, так что это еда.
О, на это у меня есть контраргументы. По крайней мере, три из них промелькнули у меня в голове и задержались на кончике языка, но не посмели сорваться с губ.
— Хорошо, — говорю я, стараясь не отклоняться от намеченного плана. — Я куплю мороженое.
— Правда? — Эмили ухмыляется, приподняв одну бровь. — Скажи-ка мне, а у тебя деньги есть?
Я открываю рот, чтобы ответить... затем понимаю, что оставил все свои вещи в тоннелях. Тысячи долларов... исчезли. Я даже не подумал о деньгах, когда предложил купить еды. У меня нет денег.
— Блядь! — вырывается у меня, и я ударяю по рулю, а затем прижимаюсь лбом к нему.
Деньги. Думаете, я помнил про что-то такое обыденное в такой критический момент, как деньги. Эмили касается своей теплой рукой моего бицепса и отвлекает от грустных мыслей.
— Да расслабься, — говорит она с намеком на смех в голосе. — У меня есть деньги.
Нахмурившись, я поднимаю голову. И действительно, она трясет небольшой пачкой налички, зажатой между большим и указательным пальцами.
— Тут немного, но этого должно хватить на еду.
Я колеблюсь, но затем беру у нее деньги и засовываю их в карман.
— Где ты их взяла?
— У меня дома есть маленькая баночка, где я храню деньги. Время от времени у меня появляется свободный доллар. Вот откуда они.
Так чертовски мило. Я улыбаюсь ей, не в силах сдержаться.
— На что копишь?
Она пожимает плечами.
— Ничего особенного... может, на мороженое в жаркий летний денек или на новую пару обуви, когда старая изнашивается.
Удивительно, как работает простота — как она передается от человека к человеку. Мне никогда не приходилось экономить. Ни единого дня. У меня всегда были деньги, но Эмили — полная противоположность. Каждый сэкономленный доллар она планировала и берегла.
— Почему ты так на меня смотришь? — спрашивает она, и я слышу беспокойство в ее голосе.
Потому что я считаю, что ты самый милейший человек на планете.
Она ненавидит, когда кто-то испытывает жалость к ней или ее жизни. Я не виню ее. Котенок храбро сражалась, чтобы быть там, где она сейчас. Ее сила и достижения — это нечто удивительное. На хер любого, кто жалеет ее, и на хер меня за то, что подумал, будто она какая-то бродяга, которую нужно спасти. Эта девушка сильная. Она женщина, которая не нуждается в герое. Она женщина, которая может позаботиться о себе.
Я качаю головой.
— Да так... Мороженое с каким вкусом ты любишь?
И вот так запросто ее оборонительный взгляд тает, а улыбка появляется на красивых губах.
— Ванильное… шоколадное, нет, подожди... Может быть, клубничное. Ох, но я действительно люблю шоколадное.
Я моргаю. Ну, это, должно быть, самая запутанная штука, которую я когда-либо слышал. Я хмурюсь.
— Ладно... итак, шоколадное?
Эмили скрещивает руки на груди и прикусывает нижнюю губу.
— Естественно, шоколад — отличный выбор.
— Ты уверена? Потому что у меня такое чувство, что настанет конец света, если я ошибусь со вкусом.
Она улыбается, и я тоже начинаю улыбаться.
— Знаешь что? Почему бы тебе не выбрать вкус? И проблема выбора свалится с моих плеч.
— Ты уверена? — спрашиваю еще раз.
Она отступает от машины.
— Да, уверена. Увидимся, когда вернешься.
Я киваю и улыбаюсь.
— Чудненько. Тогда увидимся.
Перевожу свой взгляд на рычаг переключения передач за мгновение до того, как чувствую ее пальчики, слегка сжимающие мое предплечье. Я поворачиваю голову в ее сторону и вижу умоляющий взгляд карих глаз.
— Не задерживайся сильно, ладно?
Есть определенная красота в уязвимости, которую ты не можешь наблюдать больше нигде. Ее уязвимость говорит мне о многом. Из-за нее в моей груди происходят странные вещи, например — кровеносные сосуды превращаются в порхающих бабочек.
— Ладно.
Она задерживает руку на короткий момент, и я позволяю себе это. Я даже подумываю накрыть ее ладонь своей, но не делаю этого.
Секунду спустя Эмили отстраняется, и я дергаю рычаг переключения передач. Затем поворачиваю ключ в замке зажигания и нахожу кнопку, открывающую гараж. С громким скрипом ворота открываются, и я выезжаю.
Смотрю в зеркало заднего вида, пока съезжаю по каменистой дорожке, и вижу Котенка, нервно кусающую свои пальцы. Я наблюдаю за ней примерно три секунды, а затем еще раз нажимаю на кнопку и ворота гаража медленно начинают закрываться. Ненавижу вот так оставлять ее одну, но не могу рисковать и брать ее с собой. Закрываю окно и крепко хватаюсь за руль руками. Мне нужно быть очень осторожным... Если меня поймают, то отследят по машине домик у озера и схватят Котенка. В любой другой ситуации, никогда бы так не рисковал, как сейчас, но я скорей умру, чем позволю произойти плохому с моей сестрой.
Она — это единственное, что осталось у меня от семьи. И я сделаю все возможное, чтобы защитить ее.
Не могу остановить дрожь в пальцах. Она вынуждает меня тыкать на неправильные кнопки чертового таксофона, и мне приходится начинать сначала. В конце концов, у меня получается. В первый раз никто не поднял трубку. Словами не могу объяснить, как от страха и тревоги я не мог вздохнуть полной грудью. Поскольку я упрямый, то звоню еще раз. Каждая цифра, на которую нажимаю — стопроцентная пуля в лицо Черепа.