Каледонии дело не лучше — стыдно сказать, кто у нас на троне, женщина, да к тому ж католичка. Гладит обтянутую мягкой телячьей кожей доску. Под ней — книга, отпечатанная, должно быть, в Трире. Книгопечатание там еще не выродилось. Лучшие Библии происходят оттуда, но увы — нужно знать франконскую речь, чтобы насладиться чтением. Джон Нокс трудится над собственным переводом, который будет точнее старого пелагианского. На одни письма ученым богословам на континент у него уходит больше серебра, чем пожертвовал Хейлз.
— Я вам сразу же скажу, где здесь мой интерес. Два. Во-первых, мои дела в последние три года пошли в гору, но и долгов осталось немало — и львиную долю этого долга держит гильдия каменщиков. Если я добуду этот заказ, я почти рассчитаюсь с ними. Ну и, случись война, город, у которого есть запас воды, легче оборонять. Акведук смогут перерезать далеко не сразу. Это мои выгоды. А теперь посмотрите на ваши. Нижний город задыхается без воды, не мне это вам объяснять. Строительство вотировали еще при покойном короле — и пошлину водяную в городе собирали десятилетиями. А последние годы часть этих денег шла… на воскресные школы, на типографии и на прочие богоугодные дела. В ваши руки. И теперь, если вы возвысите свой голос против строительства, скажут, повторяю, скажут, что дело вовсе не в том, кто у нас королева, а в том, что это серебро залило вам глаза, рот и уши.
Человеку в праздничном платье не впервой отбиваться от подобных обвинений — и первый укол он всегда воспринимает с царственным достоинством праведника; а он и правда совершенно невиновен и из денег, отданных на дело веры, не тратит на стороне ни монетки. Но от упорного повторения постыдных поклепов — да еще каких, кто же не помнит, кто из спутников Христа так паршиво распоряжался денежным ящиком, — звереет и начинает буянить. Но до этого пока не дошло. Разводит безупречно чистыми во всех отношениях руками.
— Перед Господом на мне нет вины… — говорит он. — Что мне людская клевета? Траты же на эту королевскую выдумку совершенно бессмысленны и нелепы, и право, лучше было бы отдать деньги на проповедь. Что толку грешнику от воды из акведука, разве она утолит его жажду в адском пламени?
— Сколько людей не услышит вашей проповеди, потому что решит, что вы обделили их водой? И потом… что толку грешникам в городской больнице, что толку грешнице, потерявшей мужа — простите, она очень громко говорила, слышно было даже через стену — в том, что вы дали ей возможность честно заработать на хлеб? Вы ведь могли потратить это время на проповедь. И что будет с людьми из магистрата, когда им скажут — просили вас малые сии, а вы не дали?
— Есть проповедь словом и проповедь делом, — терпеливо объясняет Нокс. — Так,
между прочим, вместо этой ромской причуды можно было бы открыть работный дом для городских вдов и сирот — и тогда не было бы нужды помогать каждой вдове персонально. Это просто замечательно, просто великолепно. Приятно иметь дело с человеком, который, понимая неизбежность отступления стремится получить хоть шерсти клок.
— Ее Величество, хоть и не склонилась пока к истинной вере, а все же не чужда милосердию и сердце ее чувствительно к страданиям вдов, да и, — и тут нужно придвинуться поближе, говорить потише, — тщеславие и женское, и монаршее ей ну совсем не чуждо. А работные дома в Аурелии очень в моде. Так что если королева не натолкнется на противостояние в одном деле, то с радостью откликнется на призыв к другому. А вот если натолкнется…
— Вы предлагаете мне потакать женскому тщеславию? — В высоком узком оконном проеме Нокс смотрится как сам себе витраж, алое платье на фоне желтого и голубого: небо, солнце, ясный морозный день.
— Если у нас есть в запасе только сильное… что нам мешает сделать из него сладкое?
— Все это следует… обдумать. И обсудить во всех подробностях, — недовольно хмурится проповедник. Хочет, чтобы его убедили со всех сторон. Пряник он уже увидел, а вот намек на кнут не уловил пока что — а напрасно…
— В сущности, дело даже не в тщеславии — понимаете, но это не для посторонних ушей, ни в коем случае… собственно, идею-то предложил Ее Величеству лорд протектор. И наша добрая государыня согласилась, и загорелась воодушевлением — а разве плохо, что королева следует советам старшего брата? Он хочет привить Ее Величеству вкус к делам милости и благоустройства. Сопротивление же может натолкнуть нашу королеву на мысли о том, что в соседних странах монархи обладают куда большей властью. Я не вижу доброго дела, которое могло бы выиграть от такого оборота событий. Не мне вам рассказывать, доктор, но некогда Понтий Пилат тоже хотел построить в Иерусалиме акведук… синедрион воспротивился. Сколько я помню, та история закончилась очень плохо. Для всех.