— У вас отменное здоровье, — говорит доктор Пинтор, которому доверены главные осмотры больного и сообщение прогнозов Его Святейшеству. — Раны хорошо заживают,
а повреждение головы, кажется, обошлось без последствий. Вы можете прогуливаться в пределах дворца, но будьте благоразумны. Альфонсо благодарит. И ведет себя благоразумно — не делает и шагу без слуг и охраны. Лукреция тоже ведет себя благоразумно. Слух о том, что еду и лекарства Альфонсо пробует сначала она, потом Санча — ее изобретение. Чезаре никогда не причинит вреда им обеим, значит, яда можно не опасаться. Какое-то время.
Герцог Бисельи уже завтракает вместе с Его Святейшеством, Лукрецией, Санчей и прочими близкими и приближенными Александра — и вот, очередным утром, видит перед собой, всего-то через широкий стол, своего пока еще не состоявшегося убийцу. Вспоминает, что накануне и за день до того Папа говорил, что желает мира в семье, и хоть молодые люди и вспыльчивы, но разум и покорность отцовской воле возьмут верх над любыми чувствами. Оказывается, это было предупреждение — только не понятое вовремя. Что ж, если бы речь шла о чувствах, Альфонсо поверил бы тестю. Но чего бы он сам не сделал, чтобы уберечь свою семью? Неправильный вопрос, думает Альфонсо, с благодарностью принимая от Его Святейшества ломоть холодной говядины. Проверенный. Безопасный. Правильный — чего он пока еще не сделал? И ответ есть. Душу черту не продал. Все остальное — совершено. Его Святейшество внимательно смотрит на недавних противников. Рядом с Альфонсо — жена и сестра, а сын, как и велел понтифик, пришел к завтраку один, без свиты. Впрочем, бывшего кардинала Родриго Корво это не успокаивает — Чезаре и в одиночку может наделать дел, но и не слишком беспокоит: пока он сидит во главе стола, никто здесь не посмеет ссориться или дерзить друг другу. Остальные — племянник кардинал Джованни Корво, племянница Анжела, секретарь Бурхард, хирург Пинтор — мирно завтракают, не ожидая подвоха.
— Вы нынче задумчивы, Альфонсо, — говорит Его Святейшество. — Уж не нездоровится ли вам?
— Напротив, государь мой отец, — улыбается Альфонсо, — до вчерашнего дня у меня не было возможности задумываться, стены вращались вокруг меня слишком быстро. Так что это — признак выздоровления. А думаю я о том, как часто мы, пытаясь отвратить будущую опасность, навлекаем на себя худшую в настоящем. Понтифик благосклонно кивает. Именно так и поступила непокорная Катарина Сфорца. Кто ей, кошке дикой, спрашивается, угрожал чем-то страшным? Платила бы себе аренду и мирно правила своим Форли… а теперь будет сидеть в подвале на цепи, не меньше — и пусть благодарит, что не казнят как отравительницу. Герцог Беневентский поднимает взгляд, внимательно смотрит на задумчивого родича. Тот, надо понимать, решил вот так вот — издалека, исподволь — намекнуть на свое положение. Что ж, это очень хорошо. Если сегодня же удастся объясниться…
— То, что не удалось за ужином, можно продолжить за завтраком, — тоже кивает он, напоминая Альфонсо, куда тот ехал, и ждет продолжения. Иоганн Бурхард удивленно приподнимает жидкие брови, оглядывая стол. Укоризненно кивает богатому фарфору с золотой росписью и серебряным тарелкам с тонкой чеканкой. На тарелках изображены поучительные картины, деяния апостолов. Кто закончит с пищей телесной, сможет вкусить пищи духовной. На тарелке мессера Бурхарда — причисление Матфея к числу апостолов по брошенному жребию. Великолепная работа, у всех, изображенных на серебре, лица как живые — и очень, очень сердитые. Вот так вот… при всех, средь бела дня! Альфонсо Бисельи смотрит на брата своей жены. Ясное лицо, вежливый наклон головы. Очень жаль. Просто до скрежета зубовного. Но нет выхода. Можно убедить другого, что ты не враг. И нельзя — что ты не опасность или не станешь опасностью. Сколько раз читал в книгах про то, что кому-то с другим человеком стало тесно на этом свете. Теперь сам попал в такую книгу. И ведь его только что предупредили. Ему — за столом, при всех — дали право и повод защищаться. И этого человека придется все же убить. Придется. Потому что он не отступит. Сейчас это можно сделать — сделать и выжить, потому что все слышали, что ему угрожали. Даже Его Святейшество поймет, что Альфонсо спасал свою жизнь. Не он напал первым, на него напали — и пообещали закончить начатое. Значит — сейчас, сегодня же. Пока еще есть шанс. Чтобы выстрелить, много сил не нужно.