- Григорий Михайлыч,- заговорила она по-русски своим мягким и звонким голосом,- вот мы одни наконец, и я могу сказать вам, что я очень рада нашей встрече, потому что она... она даст мне возможность... (Ирина посмотрела ему дрямо в лицо) попросить у вас прощения. Литвинов невольно вздрогнул. Такого быстрого натиска он не ожидал. Он не ожидал, что она сама наведет речь на прежние времена.
- В чем... прощения...- пробормотал он.
Ирина покраснела.
- В чем?.. вы знаете, в чем,- промолвила она и слегка отвернулась.- Я была виновата перед вами, Григорий Михайлыч... хотя, конечно, такая уж мне выпала судьба (Литвинову вспомнилось ее письмо), и я не раскаиваюсь ... это было бы, во всяком случае, слишком поздно; но, встретив вас так неожиданно, я сказала себе, что мы непременно должны сделаться друзьями, непременно... и мне было бы очень больно, если б это не удалось... и мне кажется, что для этого мы должны объясниться с вами, не откладывая и раз навсегда, чтоб уже потом не было никакой... gene, никакой неловкости, раз навсегда, Григорий Михайлыч; и что вы должны сказать мне, что вы меня прощаете, а то я буду предполагать в вас... de la rancune. Voila! Это с моей стороны, может быть, большая претензия, потому что вы, вероятно, давным-давно все забыли, но все равно, скажите мне, что вы меня простили .
Ирина произнесла всю эту речь не переводя духа, и Литвинов мог заметить, что в глазах ее заблистали слезы ... да, действительные слезы.
- Помилуйте, Ирина Павловна,- поспешно начал он,- как вам не совестно извиняться, просить прощения...
То дело прошедшее, в воду кануло, и мне остается только удивляться, как вы, среди блеска, который вас окружает, могли еще сохранить воспоминание о темном товарище первой вашей молодости...
- Вас это удивляет? - тихо проговорила Ирина.
- Меня это трогает,- подхватил Литвинов,- потому что я никак не мог вообразить...
- А вы все-таки мне не сказали, что вы меня простили, - перебила Ирина.
- Я искренно радуюсь вашему счастью, Ирина Павловна,я от всей души желаю вам всего лучшего на земле...
- И не помните зла?
- Я помню только те прекрасные мгновенья, которыми я некогда был вам обязан.
Ирина протянула ему обе руки. Литвинов крепко стиснул их и не разом их выпустил... Что-то давно небывалое тайно шевельнулось в его сердце от этого мягкого прикосновения. Ирина опять глядела ему прямо в лицо; но на этот раз она улыбалась... И он в первый раз прямо и пристально посмотрел на нее... Он опять узнал черты, когда-то столь дорогие, и те глубокие глаза с их необычайными ресницами, и родинку на щепе, и особый склад волос надо лбом, и привычку как-то мило и забавно кривить губы и чуть-чуть вздрагивать бровями,все, все узнал он... Но как она похорошела! Какая прелесть, какая сила женского молодого тела! И ни румян, ни белил, ни сурьмы, ни пудры, никакой фальши на свежем, чистом лице... Да, это была, точно, красавица!
Раздумье нашло на Литвинова... Он все глядел на нее, но уже мысли его были далеко... Ирина это заметила.
- Ну вот и прекрасно,- громко заговорила она,- ну вот теперь совесть моя покойна, и я могу удовлетворить мое любопытство.
- Любопытство,- повторил Литвинов, как бы недоумевая .
- Да, да... Я непременно хочу знать, что вы делали все это время, какие ваши планы; я все хочу знать, как, что, когда... все, все. И вы должны говорить мне правду, потому что я предуведомляю вас, я не теряла вас из вида... насколько это было возможно.
- Вы меня не теряли из вида, вы... там... в Петергбурге ?
- Среди блеска, который меня окружал, как вы сейчас выразились. Именно, да, не теряла. Об этом блеске мы еще поговорим с вами; а теперь вы должны рассказывать, много, долго рассказывать, никто вам не помешает. Ах, как это будет чудесно!- прибавила Ирина,весело усаживаясь и охорашиваясь в кресле.- Ну же, начинайте.
- Прежде чем рассказывать, я должен благодарить вас,- начал Литвинов.
- За что?
- За букет цветов, который очутился у меня в комнате .
- Какой букет? Я ничего не знаю.
- Как?
- Говорят вам, я ничего не знаю... Но я жду... жду вашего рассказа... Ах, какой этот Потугин умница,-что привел вас!
Литвинов навострил уши.
- Вы с этим господином Потугиным давно знакомы ? - спросил он.
- Давно... но рассказывайте.
- И близко его знаете?
- О да! - Ирина вздохнула.- Тут есть особенные причины... Вы, конечно, слыхали про Элизу Бельскую... Вот та, что умерла в позапрошлом году такой ужасной смертью?.. Ах, да ведь я забыла, что вам неизвестны наши истории... К счастью, к счастью, неизвестны. Оh, quelle chance! Наконец-то, наконец один человек, живой человек, который нашего ничего не знает! И по-русски можно с ним говорить, хоть дурным языком, да русским, а не этим вечным приторным, противным, петербургским французским языком!
- И Потугин, говорите вы, находился в отношениях с...
- Мне очень тяжело даже вспоминать об этом,- перебила Ирина.- Элиза была моим лучшим другом в институте, и потом, в Петербурге au chateau мы беспрестанно видались. Она мне доверяла все свои тайны: она была очень несчастна, много страдала. Потугин в этой истории вел себя прекрасно, как настоящий рыцарь! Он пожертвовал собою. Я только тогда его оценила! Но мы опять отбились в сторону. Я жду вашего рассказа, Григорий Михайлович.
- Да мой рассказ нисколько не может интересовать вас, Ирина Павловна.
- Это уж не ваше дело.
- Вспомните, Ирина Павловна, мы десять лет не видались, целых десять лет. Сколько воды утекло с тех пор.
- Не одной воды! не одной воды! - повторила она с особым, горьким выражением,- потому-то я и хочу вас слушать.
- И притом я, право, не могу придумать, с чего же мне начать?
- С начала. С самого того времени, как вы... как я переехала в Петербург. Вы тогда оставили Москву... Знаете ли, я с тех пор уже никогда не возвращалась в Москву!