- Есть раскрытие, четыре, - говорит сестра, и они с врачом уходят.
- Это много или мало? – смотрю я на Юльку.
- Надо десять, ну или хотя бы семь, чтобы они пузырь могли проколоть. Денис, я в туалет хочу.
- Так сходи.
- Куда? В Ведро! Отведи меня в туалет.
- Держись за меня, - помогаю ей встать и под ручку веду в уборную. Юлька вся дрожит и тяжко дышит. Она не плачет только потому, что сил у неё не осталось на то чтобы плакать, все силы на эти дурацкие спазмы ушли.
Мы доходим до туалета, и я помогаю ей сесть на унитаз. Предварительно простилаю его туалетной бумагой, а то мало ли тут какая зараза, хотя родом же, должно быть чисто.
Юлька сидит в туалете и прямо в этот момент у неё случается схватки, и она изо всех сил вцепилась в мою руку и держится. Не слышу, чтобы она в туалет сходила, просто стонет и дышит, так глубоко, как даже во время секса не бывает. Смотрю на неё, какая же она красивая, даже с пузом, с отёкшими ногами, с красными глазами, измученная и страдающая. Как же сильно я её люблю.
- Всё? – говорю.
- Я не сходила.
- Давай тогда.
- Я не могу… - плачет она. – Я по большому хочу, но не могу. А ещё мне нельзя.
Бедненькая, как же я хочу забрать себе часть её боли и страданий. Хочу, но не могу.
Мы возвращаемся из туалета, а нас уже поджидает врач. Он быстро что-то там измеряет и радостно сообщает нам:
- Есть открытие, будем пузырь вскрывать.
- Наконец-то, - улыбается Юлька, стойко переживая очередные схватки.
Врач поднимает повыше её кровать и устанавливает специальные подставки для ног. А я просто рядом сижу и смотрю на то, как он ставит внизу какой-та тазик и простилает всё там простынями.
- Пелёнки, - говорит, - вы с собой взяли пелёнки?
- Да, пакет в углу стоит, - сообщает Юлька.
Бегом за пакетом, распаковываю и протягиваю одноразовую пелёнку акушерке. Та прокладывает всё вокруг, после достаёт их герметичного контейнера спицу с крючком на конце, похожим на вязальный. Дальше я не смотрю, походу я слишком слабонервный, чтобы на такое смотреть. Но когда опять поворачиваюсь, то вижу следы какой-то жидкости со сгустками крови. Походу отошли воды и живот у Юльки уже не как барабан, а слегка притух.
- Сейчас рожать будешь, - говорит ей акушерка.
Юлька хватает меня за руку, а я сижу рядом и крепко-крепко держу её.
- Смотри, сейчас надо будет тужиться, но только тогда когда я говорю, поняла? – Говорит врач.
- Ага, - кивает мы одновременно.
- Папаша, ты возьми салфетки и будешь с её лба пот вытирать.
- И всё? Больше ничего?
- Не надо, ты уже и так всё сделал, - кивает на живот. - Потом ещё пуповину обрежешь.
Я улыбаюсь и на Юльку смотрю, а она целует на меня. От счастья у меня даже слёзы на глазах наворачиваются.
В это время в комнату набегает медсестёр, человека три-четыре. Что они все здесь будут делать? Насколько я понимаю, две – это просто студентки, интерны, практика у них в роддоме. А остальные будут Юльке помогать тужиться.
- Готовы? - Смотрит на своих подопечных врач, - начали.
- Они одновременно кладут Юлькины ноги на подставки и привязывают их, а после одна из них мягко нажимает на живот, а другая проводит какие-то манипуляции внизу. Я не могу на это смотреть. А ведь раньше я считал, что не боюсь крови.
- Давай, изо всех сил, тужься! – Кричит врач.
Юлька набирает воздуха в грудь и тужится, она так вцепилась в мою руку, что сейчас мне все кости переломает. А медсестра тем временем изо всех сил давит ей на живот. Это пыточная какая-то, а не роды.
- Головка появилась, - сообщает врач.
- Как, уже?! - не выдерживаю я и всё-таки смотрю туда вниз и вижу макушку ребёнка. У нашей детки чёрные волосы. Странно я думал, дети рождаются лысые, без волос.
- Тужься, тужься, чего расслабилась! – И Юлька опять сжимается изо всех сил. В третий раз и в четвёртый. Я уже счет потерял, когда, наконец, слышу детский крик. Всё не так как в фильмах, это скорее хрип какой-то. Но я вижу радость на измученном лице своей любимой и понимаю, что это именно крик.
- Давай, папаша, - протягивает мне врач ножницы с тупыми кончиками и пуповину.
- Да это не обязательно… - смотрю по сторонам и понимаю, что проще мне взять и сделать, чем спорить с ними. Просто я считаю, что всем должны заниматься профессионалы. Но раз уже я здесь, то можно и перерезать. А пуповина она такая полная как воздушный шарик. Я перереза её, а тем временем нашу малышку пеленают и нам показывают.
- Смотрите, какая у вас красивая девочка, - говорит врач. – На папу похожа.
И я впервые в жизни смотрю на свою дочку. Маленькая, сморщенная, фиолетовая, и голова как у инопланетянина, вытянутая.
Смотрю на Юльку, она мне улыбается, и опять на детку, которая кряхтит.
- Я что и вправду такой стрёмный?
Её кладут на кровать, рядом с Юлечкой и она носом уже ищет сиську, врачиха помогает ей найти.
- Какой стрёмный, я тебе дам стрёмный, она самая красивая девочка на Свете, - радостно прижимает её к груди Юлечка, пока её там внизу прочищают. Я по выражению её лица вижу, что ей больно. Походу эти роды никогда не закончатся.
- А чего у неё голова такая? – допрашиваю я.
- А как ты пройдёшь через родильный канал, голова поначалу немного сплюснутая, но скоро распрямится, а через полгода родничок зарастёт, - объясняет мне акушерка.
- А цвет кожи? А глаза почему в разные стороны смотрят?
- Папаша, у вас красивая здоровая девочка… - качает она головой. – Эх мужики, ничем вам не угодишь.
Я успокаиваюсь и сажусь рядом. Сижу и смотрю на Юльку. А она такая измученная-измученная, но счастливая-счастливая, лежит и засыпает.
- Как назовём, - спрашиваю я.
- Настенька, - отвечает Юлька.
- Красивое имя.
- Папаша подай мне силиконовую накладку для груди, пока она тут мне всё не разгрызла, - говорит Юлька.
Я поднимаюсь и иду к пакету, роюсь там какое-то время, накладку ищу, а когда возвращаюсь – Юлька уже спит. Настенька лежит рядом и сисяется. Не стану будить, Юльке отдохнуть надо. Тихо сажусь рядом и смотрю на них.
- Ох ты и стрёмная, Настя Зотова. Неужели все детки такими рождаются, может я просто чего-то не понимаю в красоте? – Рассуждаю я шёпотом. – Надеюсь, когда вырастешь, ты будешь похожа на мамку. Поздравляю, ты родилась, самое сложное уже позади, осталось немного – жизнь прожить. Научиться сидеть, ходить, говорить, вырасти, в школу пойти, замуж выйти, тоже родить, а потом можно и состариться. - Опять смотрю на неё, такая сморщенная, но кожа уже обретает привычный розовый оттенок. – Сегодня я в Москву, а через день вернусь, заберу вас с мамкой отсюда. Будете у меня жить. Если захочешь, и бабушку заберём. Надо тебя прабабушке и прадедушке показать.
Настенька выпускает изо рта сиську и начинает кряхтеть. Наверное, что-то мне сказать хочет, разговор поддержать.
- Сначала говорить научись, а потом поболтаем, - говорю. Но она продолжает. – Тихо ты, ещё Юльку мне разбудишь, в смысле мамку.
- Кх-кх-кх-кх, - вертится она.
- Да что у тебя там такое?
Беру её на руки, а она мелкая, на одной ладошке помещается. Сажать на попку ещё нельзя, до полугода девочек вообще нельзя сажать. Смотрю – обосралась чем-то чёрным.
«Разбудить Юльку, чтобы памперс поменяла? Нет, пускай спит».
Кладу Настеньку к Юлечке, так чтобы она не упала, а сам опять в пакете копаюсь, нахожу памперс нулёвку и достаю один. Вроде как ничего сложного, снимаю и тот вытираю её салфеткой. Надеваю свежий, только так, чтобы прищепку на пупке не задеть. Кладу мелкую рядом с мамочкой.
Настенька успокоилась и засыпает. Умаялась мелкая. Конечно, рождаться ведь сложно. Переработались за сегодня мои девки. Надо бабушке позвонить, обрадовать, что у неё внучка родилась. Но не сейчас, а позже, не хочу их будить.
Сегодня самый лучший день в моей жизни.