– Вы достаточно умны, чтобы сами знать это. А я не беру на себя роль жреца или судьи, какого-то осуждающего фанатика… Для этого надо слишком любить себя и считать чересчур незапятнанным, что само по себе говорит об ограниченности носителя таких мнений. Меня там не было, я свечку не держал. И вы нравитесь мне. Даже если вы в чем-то виноваты, вы имеете право на второй шанс.
Женя улыбнулась.
– Скловский тоже имел. Но не воспользовался им и даже не задумался о такой возможности.
Максим согласно повел глазами и успокоился.
– Мне больше по душе ветхий завет. Не надо прощать единожды придавшего. Христианство пыталось вырастить стерильных беспомощных людей, не смеющих давать отпора, что в человеческой крови, что истинно и верно, как природа. Чем это грозит при встрече с более воинственными? Смертью, прозябанием, подчинением. К счастью, вековой опыт не слишком-то преуспел. Тем не менее верующие, принимая это учение, всегда находят лазейки, чтобы не поступать как там сказано. Очень ловко у них выходят оправдания и шлифовка библии.
– Но это тоже не всегда верно, – с сомнением и словно извиняясь проговорила Женя.
– Что именно?
– Что не надо прощать. Из-за обиды вы все видите в черном цвете. Потом отойдете. Прощать надо, конечно, но не систематически. Думаю, здесь, как и везде, понадобится середина и оценивающий взгляд.
– Вы всегда так мудры и беспристрастны?
– К сожалению, нет. Но когда удается, это очень помогает не наделать ошибок.
– Вполне здраво.
– Только порой противно от этой правильности, нежелания нагрубить… Нежелания делать людям неприятно своими разоблачениями. Думаю – кто я такая, чтобы вмешиваться. А может, просто лень мне. Ничего мои проповеди не изменят, да и желания нет. Хочется прийти к себе и вытянуть ноги. А лучшая компания – книги.
– Знаете, кто раз обжегся… Я не буду судить за это. А по поводу разоблачений… Думаю, люди должны знать правду. Хотя бы чтобы иметь возможность задуматься.
– В том-то и дело, что правду о себе они хотят знать меньше всего. А если раскроешь нелицеприятную правду о ком-то еще, поборники морали тебя осудят. Всегда есть такие моралисты, которые не понимают, к чему их либерализм приведет. Человеку ведь только дай распуститься. Может создаться впечатление, что не прощать способен сильный человек. А есть вещи, за которые прощать – преступление. Хотя, конечно, часто прощение именно как слабость выглядит.
– Хотя я с вами не во всем согласен, мне нравится широта ваших взглядов и направленность мыслей. Я не считаю себя плохим, чрезмерно принципиальным человеком. Но топтать себя не позволю. На войне характер поневоле закаляется, когда лицом к лицу стоишь со смертью. Бытует мнение, что в конфликте виноваты двое, но это слишком сглаживающее углы воззрение. В продолжающихся ссорах – возможно, если оба не слишком мягкотелы, чтобы испугаться вспышки и все замять. Когда один предает, а второй слишком обостренно чувствует справедливость, чтобы принять и забыть, руководствуясь общественным мнением, которое часто готово прощать всех без разбору, я не вижу здесь его вины. Эта русская душа проклятая… просто безалаберность, это не доброта. Добро должно быть умным. А делание добра сволочам оборачивается против всех правил, потому что сволочь продолжает свое грязное дело. Бывают, конечно, исключения с исправлениями, я даже в это верю, но в общем и целом все крутится на своих кругах. Кто-то, кто мало что понимает в физиологии человеческих отношений и семейной жизни, может говорить, что я попустительствовал жене и тому подобное, что я виноват не меньше нее. Но не слишком ли они переоценивают свои способности проникнуть в чужую душу, что сделать невозможно, в свои способности сколотить верное мнение о другом? Сначала бы себя познать… Часто я слышал, что мне надо быть мягче. Но что значит быть мягче? Позволять вытирать о себя ноги? Прощать обиды и радоваться тому, что имеешь, зная, что можно было найти участь и лучше?
Женя слушала молча. Слишком сказанное отвечало ее новым представлениям о жизни.
– Я могу добавить только то, что если говорить как вы, то может вовсе не остаться преград и хорошего тона, можно уверовать в свою исключительность и непогрешимость.
– Мне это не светит.
– Вам возможно. Но на планете еще много людей.
– Мы, растершиеся временем, должны собрать осколки и тянуться друг к другу за утешением и спокойствием. Кто так хорошо поймет человека, бывшего на фронте, как не вы, блокадница?
– Да нет в стране человека, которого так или иначе не коснулась война, зачастую в самых страшных проявлениях. Дошло до того, что голодающие в селениях уже считаются легко отделавшимися.