Внутри коробки оказались серебристо-синие банки, похожие на те, что часто валяются возле каменных берлог плосколицых, только поменьше. Токло пытался взять банки, но они выскальзывали из когтей и оказались слишком твердыми и холодными, чтобы нести их в пасти. Нет, никакая это не еда!
Разочарованный и злой, Токло выбрался наружу и подошел к красной берлоге. На этот раз шкура под его когтями издала негромкий звук «ззззз!», и Токло оцепенел от страха. К счастью, плосколицые продолжали чирикать как ни в чем не бывало, и он решил забраться внутрь.
На первый взгляд, эта берлога оказалась гораздо интереснее первой. В ней была всего одна зеленая шкура для спанья, зато целая куча мешков и всяких любопытных штуковин. Токло торопливо обнюхал мешки, выискивая запах пищи. Наступив на зеленую шкуру, он встал на задние лапы и добрался до восхитительно пахнущего мешка, лежавшего на груде ящиков.
Внезапно шкура выскользнула из-под его лап, и Токло, пошатнувшись, попытался ухватиться за что-нибудь, чтобы не упасть. Похоже, это была ошибка, потому что коробки и мешки с оглушительным грохотом обрушились прямо на него.
Снаружи послышались встревоженные крики плосколицых. Когда Токло кое-как поднялся на лапы, один из плосколицых уже распахнул вход в красную берлогу: Подняв косматую голову, Токло растерянно уставился на плосколицего. А тот уставился на Токло.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга, но Токло первым пришел в себя. Похоже, пришло время драки.
ГЛАВА XVIII
ЛУСА
— Аaaaaaaaaaaaaaaaaaaaaaaaaa! — завопил плосколицый. Повернувшись спиной к Токло, он выскочил из берлоги и бросился бежать к остальным, которые теперь тоже орали и бегали кругами вокруг своего костра.
Выкатившись наружу, Токло бешено замахал лапами. Ярко-зеленая шкура обернулась вокруг его задней лапы, а сверкающая серебряная миска крепко уселась на переднюю. Он в бешенстве скакал, крутился и вертелся, пытаясь освободиться от них.
— Ааааааааааааааааааа! — снова закричали плосколицые и, все вчетвером, бросились в лес. Луса слышала, как они, с воплями врезаясь в деревья, мчатся куда-то в сторону Черной тропы.
— Здорово ты их, Токло! — закричала Каллик.
— Ты был великолепен! — пискнула Луса, подбегая к Токло, чтобы помочь ему освободиться от скарба плосколицых.
— Давайте лучше посмотрим, что нам досталось, — проворчал Токло, топая по рассыпанным вокруг костра вещам плосколицых. Луса первая бросилась в красную берлогу и сразу же нашла несколько восхитительно пахнувших плоских плиток. Все плитки были обтянуты цветной шкурой, но стоило содрать эту помеху зубами, как внутри обнаружилась вкуснейшая коричневая сладость, слаще всех фруктов и ягод, которые ей доводилось пробовать.
Возле костра Токло и Каллик нашли пакет тонких ломтиков мяса. Когда Луса выбежала из берлоги, они честно поделили мясо на троих.
— Нужно Уджураку оставить, — вспомнила Луса.
Каллик тут же сгребла часть ломтиков в сторону.
— Это я отнесу ему.
— Ладно, идем, — скомандовал Токло, когда они проглотили все, что могли найти съедобного. — И побыстрее, пока они не вернулись.
Медвежата бросились к деревьям и не останавливались до тех пор, пока не отбежали на значительное расстояние от разоренного стойбища плосколицых. В пасти у Каллик болтались куски мяса, и ей приходилось бежать, высоко задрав голову чтобы не перепачкать угощение в пыли.
Пронесшись мимо рощи, Токло повел медведиц через луг, намеренно перебежав через несколько ручейков, чтобы запутать следы и скрыть свои запахи.
Луса знала, что он поступает совершенно правильно, но она тревожилась за Уджурака. Вдруг он не сумеет их отыскать? Но на морде у Токло было написано такое решительное выражение, что она не решилась задавать вопросы.
Вскоре они взобрались на скалистый склон, ведущий к горе. Подошвы у Лусы горели от беготни по камням, а задняя лапа болела так, словно ее поцарапал огромный медведь, но она молча терпела, чтобы не задерживать остальных.
Тем временем на голубом небе вновь появились тучи. Сырой холодный ветер забирался под медвежью шерсть, когда усталые путники с трудом поднимались по каменистому склону в густые лесные заросли. Когда деревья остались позади, Каллик подняла голову и кивнула куда-то в бок.
— Слышите? — спросила она, ненадолго выпустив мясо из пасти. — Что-то грохочет.
Токло насторожил уши.
— Слышу.
Луса посмотрела на бесконечный горный хребет, протянувшийся перед ними. Доносившийся шум был похож на рев огромного медведя или плосколицего. В глубине души Лусе очень хотелось, чтобы оба ее предположения оказались неверными. Уткнувшись носами в землю, медвежата с опаской двинулись дальше.
Наконец они взобрались на вершину склона, откуда открывался вид на огромный сосновый лес. Между деревьями петляла Черная тропа, по которой неслись длинные серебряные огнезвери, с ревом изрыгавшие в небо клубы черного дыма.
За Черной тропой огромные желтые огнезвери, похожие на тех, что рычали возле реки, рыли в земле еще один огромный овраг. Они оглушительно урчали, щелкая страшными железными когтями. На дне этого оврага тоже извивалась серебряная змея, а в воздухе стоял уже знакомый густой и едкий запах.
Токло прошел вдоль хребта, рыча на снующих внизу огнезверей. Самые огромные из них — размером еще больше тех, которых медвежата встретили у Большой реки — волочили за собой всякие огромные штуковины, а иногда даже целые деревья. Присмотревшись, Луса разглядела сидевших внутри огнезверей плосколицых.
Треск ветвей за спиной заставил Лусу подпрыгнуть от страха. Какой-то странный зверь мчался к ним по склону, и Луса не сразу узнала в нем Уджурака. Его шерсть уже начала меняться с серой на бурую, и он прямо на бегу превращался из рыси в гризли.
— Где ты был? — спросила Каллик, подбегая к Уджураку и бросая перед ним мясо.
Он не ответил. Съев мясо, Уджурак посмотрел вниз на Черную тропу и прошептал:
— Совсем недавно тут было так тихо и спокойно. Но потом сюда явились плосколицые со своими огнезверями и принялись выворачивать землю. Они забирают из земли все, что им нужно — липкую черную жижу, деревья и все остальное. И им плевать на то, что они оставляют после себя.
— Они всегда так себя ведут, — фыркнул Токло.
— Но рыси очень напуганы, — продолжал Уджурак. — Их и так осталось совсем мало, — глаза его затуманились болью.
Лусе очень хотелось утешить его, но она не знала как.
После долгого молчания Уджурак справился с собой и заговорил снова:
— Давайте отдохнем до вечера, — предложил Уджурак. — Там, на самой вершине, Черную тропу пересекает дорога северных оленей карибу. Если мы сумеем ее отыскать, то с легкостью пройдем через горы.
— Ты все это выяснил, когда был рысью? — спросила Каллик. — Вот здорово!
— Я просто… просто почувствовал все то, что они знают, — пояснил Уджурак. — Сам не знаю, как это получается.
Они улеглись под соснами, тесно прижавшись друг к другу. Поймав вопросительный взгляд Токло, Луса невольно поежилась.
— Ты не полезешь на дерево? — спросил Токло.
— Нет, мне и тут очень хорошо, — поспешно ответила она, не желая признавать, как ее мучает раненая лапа. Впрочем, она не сомневалась, что Токло и так обо всем догадался.
— Ладно, спи спокойно, — буркнул он, дотрагиваясь носом до ее носа. Отойдя чуть подальше, Токло уселся и стал смотреть на лес, оберегая сон своих товарищей.
Луса проснулась, когда было уже темно — настолько, насколько это возможно в светлые ночи поры Листьев. Окутанная дымкой луна сияла в небесах, а рев огнезверей стих. Уджурак нетерпеливо бегал кругами по земле, а Токло сопел рядом с Каллик.
— Мне кажется, сейчас на Черной тропе уже безопасно, — сказал Уджурак, увидев, что Луса проснулась. Он кивнул в горы и прибавил: — Нужно пройти столько, сколько сможем!