— Он все еще на меня злится.
— Просто сексуально озабочен, вот и все.
Бритт резко обернулась.
— Извините?
— Сексуально озабочен. — Делно хлопнул дверцей холодильника и вытер губы тыльной стороной ладони. — Я сразу заметил. — Он поковырял в ухе мизинцем, вытащил комок серы и растер его о нагрудник своего комбинезона. — Ничего удивительного, ведь вы разгуливаете тут в таком виде.
Генеральный прокурор Кобб Фордайс изо всех сил старался следить за ожесточенной дискуссией. Длинный овальный стол для совещаний превратился в поле боя. Полированная столешница разделяла противоборствующие стороны, как демилитаризованная зона — вражеские армии. Сам прокурор занимал нейтральную позицию во главе стола.
Перед началом совещания он подумывал попросить об отсрочке. Однако один раз совещание уже откладывалось. Новую просьбу встретят в штыки обе стороны. Пойдут слухи, что прокурор уклоняется от совещания по политическим мотивам.
Вопрос был чрезвычайно важным и далеко не консолидирующим. Законодателей поджимали сроки. Именно поэтому Фордайс позволил им собраться, как было запланировано заранее, хотя все его мысли были заняты совсем другим.
Выслушав утром отчет о результатах вскрытия Джея Берджесса, он не мог думать ни о чем другом.
— Мистер Фордайс, новый Закон о контроле за оружием не пройдет без вашего одобрения, — сказал один из присутствующих, как только ему удалось вставить слово.
— Ваше одобрение или неодобрение не сыграют никакой роли, мистер генеральный прокурор, — заявил один из оппонентов с уверенностью, показавшейся Фордайсу фальшивой. — В таком виде юристы ни за что закон не пропустят.
— Тогда почему вы так старательно отговариваете прокурора от одобрения закона? — поинтересовался представитель первой стороны.
Кобб встал.
— Господа, давайте сделаем перерыв, пока из-за Закона о контроле за оружием не пролилась кровь. Это было бы нелепо, не так ли? — Фордайс ослепительно улыбнулся и услышал ожидаемые смешки. — Угощайтесь. Минеральная вода, кофе. А эти шоколадные печенья стоят содержащихся в них калорий. Я вернусь через минуту.
Как Кобб и надеялся, никто не последовал за ним в туалетную комнату. Ему пришлось воспользоваться писсуаром (ведь именно под этим предлогом он прервал совещание), затем он подошел к раковине, сунул руки под холодную струю, оберегая от воды накрахмаленные манжеты, украшенные запонками с выгравированными на них гербами.
Итак…
Новость об убийстве Джея Берджесса прогремит сегодня по всему штату. В стороне не останется ни одна газета, ни одна телевизионная компания или радиостанция. Услышат все, даже те, кто ничего не хочет слышать.
Не успел он сегодня утром явиться в свой офис, как секретарша — с неуместным возбуждением — сообщила, что услышала эту новость по Си-эн-эн.
— И вас упомянули, сэр. Показали ту знаменитую фотографию, где вы все четверо на фоне пожара.
Та проклятая фотография. Тот ненавистный пожар.
Сколько раз Кобб желал повернуть время вспять, отменить встречу, из-за которой явился в полицейский участок в тот самый день в то самое время! Если бы было иначе — он сидел бы в своем кабинете в здании суда или уже ехал домой. Тот день был исключением, и Фордайс никак не мог избавиться от сожалений.
Но были моменты — множество моментов, — когда он благодарил судьбу за мгновенную славу, обрушившуюся на него после этого пожара. Конечно, его политическая карьера непременно состоялась бы, он достиг бы успеха. Но не так стремительно. А ведь ему страшно хотелось как можно быстрее попасть в кабинет генерального прокурора и стать там полновластным хозяином.
Он извлек личную выгоду из пожара, случившегося в полицейском участке, и, как следствие, из гибели семерых людей. И в глубине души, в той самой глубине, где приходится быть абсолютно честным с самим собой, он вовсе не огорчался из-за произошедшего. Что же он за человек в таком случае?
Однако подобные мысли — пустая трата времени. Судьба есть судьба. Ее не обманешь. Сопротивляться ей бесполезно. Человек, особенно религиозный, понимает, как ничтожен он сам и его амбиции по сравнению с высшей силой, предопределением.
Вот что он говорил себе. Вот что позволяло ему спать по ночам. Он примирился с собой. Он смог жить с этим, ведь смогли и все остальные. Все остальные смогли просто забыть о пожаре и двигаться дальше.
Но тем не менее создавалось впечатление, что эта история имеет бесконечные последствия… Если бы Джей Берджесс тихонько скончался от рака…
Но нет, не таков Джей Берджесс!
Вокруг нынешнего расследования закипели те же страсти, что и после гибели Патрика Уикема. Убийцу Уикема так и не нашли. Со временем эта тема перестала быть главной сенсацией, а потом и вовсе исчезла из выпусков теленовостей и с газетных страниц.
Отдав на похоронах последние почести павшему другу-герою, Кобб вполне пристойно вывел убийство Уикема из поля зрения избирателей. Как кандидат на высший в штате пост блюстителя закона, он мог бы ежедневно закармливать электорат напоминаниями о кровавом убийстве полицейского и тем самым усиливать свои позиции в избирательной кампании. Он мог бы стимулировать полномасштабное расследование до победного конца, до того момента, пока убийца полицейского не будет пойман, предан суду и приговорен к наказанию.
Однако он это не сделал. Не смог.
Холодная вода все лилась на его руки. Он пристально смотрел на свое отражение в зеркале над раковиной. Хорошая фигура — результат ежедневных тренировок. Довольно красивое лицо, седеющие виски. Лицо, говорящее о добродетельной жизни и честности. Преданный муж, примерный отец, усердный прихожанин. И общество видит и принимает его именно таким. А еще он видит человека, верящего в свободу и правосудие для всех и каждого, человека, внушающего доверие к судебной системе и своей роли в ней. Хотя люди воспринимают лишь то, что им показывают, не так ли?
Вряд ли кто-то из тех, кому станут известны обстоятельства смерти Джея Берджесса, попытается взглянуть правде в глаза: распутство Джея в конце концов привело к тому, что оскорбленная женщина придушила его собственной подушкой.
Интересно, вспомнит ли кто-нибудь некоего Рейли Гэннона и обвинения, выдвинутые против него пять лет назад?
Уклоняясь от собственного пристального взгляда, генеральный прокурор Кобб Фордайс наклонился над раковиной и плеснул в лицо холодной воды.
Пат Уикем Младший собрался с духом и набрал телефонный номер.
— «Строительная компания Конуэя».
— Э… Могу я поговорить с Джорджем?
— Простите, он будет во второй половине дня.
— О-о! — На лбу Пата выступила холодная испарина. Он промокнул ее сложенным носовым платком.
— Хотите оставить ему сообщение?
— Нет, спасибо. Я перезвоню позже.
Пат быстро повесил трубку и уставился на перегородку своего закутка, на других полицейских — таких же канцелярских крыс, как и он сам. Пат прекрасно управлялся с компьютером и был отличным делопроизводителем. А вот оружие пугало его. Преступники вызывали в нем отвращение. Он носил полицейский жетон, но совершенно не был создан для полицейской работы. Он никогда не хотел быть полицейским и рассматривал оставшиеся до пенсии двадцать два года своей жизни как тюремный срок без права досрочного освобождения.
Никто не обращал на него внимания. Пат набрал номер сотового телефона. После трех гудков раздалось отрывистое «алло».
— Джордж? Пат Уикем.
Он отчетливо почувствовал недовольство Джорджа Магауана и даже подумал, что Джордж отключится. Однако тот проворчал:
— Подожди. — Пат услышал приглушенный разговор, извинения Джорджа, затем на несколько секунд воцарилась тишина, видимо, Джордж искал уединенное место. — Как ты достал этот номер?