Ладно, хватит рассуждений, пора браться за удочку — вон, река сплошь покрывается кругами — это рыба ловит комаров. Надо самому заняться тем же — добытчицким делом.
Отныне ведь у его кошелька два едока — он сам и Серый. И обоих надо накормить. Плюс ко всему — и рыбы наловить, и укроп в горшке на подоконнике посадить, и сходить в заброшенный совхозный сад, засыхающий на окраине города, нарвать там груш для зимних компотов, завялить их с дымком, и связь с местным мясокомбинатом наладить, чтобы у Серого в миске всегда красовалась вкусная говяжья кость… Словом, несмотря ни на что, надо жить. Правда, при этом надо помнить, что есть не только хорошие люди, но и плохие, и их немало.
В камышовых зарослях запели еще несколько птиц, в воде отпечатался красный круг солнца, от света его и лес камышовый, и вода, и воздух, и комариные облака тоже сделались красными, у берега завозились, зачавкали сочно две крупные рыбины, лезвистые стебли резики, росшей у подножия камышовой стенки, затряслись — рыбы подбирали личинки, живущие в корнях резики.
— Прикрывай тыл, Серый, — велел Широков псу и закинул удочки — вначале одну, потом вторую.
Он поймал еще пять тяжелых, с литыми телами карасей и одного соменка килограмма в полтора весом, неведомо как выплывшего на простор протоки — сомы в это время обычно сидят в ямах и только ночью, в непроглядной темноте выходят на промысел, — и уже собирался сворачивать снасти, как сзади вновь зарычал Серый.
Широков схватился за нож — понял, почему ожил пес: вновь пришла змея. Похоже, пока Широков не был на делянке, пустующее место его постарались занять змеи. Неужели опять гюрза?
Гюрза. Вторая гюрза была крупнее первой, Серый рычал и пятился от нее. Широков стремительно шагнул вперед, перекинул нож из правой руки в левую — только лезвие блеснуло огнем в красном свете вечера, — змея среагировала на ложное движение, ушла в нижнюю стойку, — пятнистое тело ее излучало шаманское мерцание, — и сделала бросок.
Цели не достигла — Широков изловил ее на лету, ухватил рукой под голову и приподнял. Хвостом змея доставала до земли. Широков сдавил пальцами ее тело прямо под твердым комком головы.
Но удушить змею сложно, скорее задохнешься сам, Широков, напрягаясь, стиснул зубы, краем глаза засек, как Серый ухватил гюрзу за хвост и оттащил чуть назад. Тело гюрзы натянулось, как бельевая веревка.
Изогнувшись, Широков полоснул снизу ножом по этой веревке, с одного раза не перерезал, полоснул вторично, но в то же место не попал, ощутил, что пальцы его сделались липкими от змеиной крови… Стиснув зубы, сипя, он перепилил змеиное тело.
Верхний обрывок гюрзы вместе с головой остался у него в руке, — это была длинная упругая кишка, — остальное Серый оттащил в сторону.
Из руки Широкова капала темная густая кровь — тело змеи словно бы было переполнено этой тягучей жирной жидкостью. Широков коротким движением, без размаха, отбросил змеиную голову с шевелящимся обрезком тела в воду.
На шлепок тут же кинулась какая-то рыба, гулко хлопнула хвостом по воде. Вполне возможно, что это также был сом, только сомы могут издавать такие громкие хлопки.
Было уже темно, хотя воздух еще не пропитался ночными чернилами, солнце закатилось за кромку горизонта — лишь узкая красная полоска светилась недобро над землей, но пройдет минут десять — пятнадцать и полоски этой не станет.
Сомы обычно любят выходить на перекаты, где крутится, шустрит мелочь, и бьют по воде хвостами, будто пастухи своими бичами, удары их бывают похожи на выстрелы, — так сомы глушат молодь, — а потом спокойно, с удовольствием заглатывают ее вместе с водой…
Но время сомовьего разбоя еще не наступило. Тогда кто же открыл «стрельбу»?
Серый быстро пошел на поправку (поездка на реку сыграла свою роль), вскоре пес вновь почувствовал себя сильным, каким был когда-то.
После реки Широков начал выпускать Серого во двор. Пес ходил по двору осторожными недоверчивыми шагами, словно бы измерял длину забора, всех его частей, принюхивался к воздуху, к земле, косо поглядывал на старые сливы, растущие у стен дома, и думал о чем-то своем.
За сливами Анна Ильинична следила тщательно, поливала их в сухую пору года, подкармливала удобрениями, часть урожая продавала на рынке, оставшееся пускала на варенье.
Варенье она любила больше всего на свете, больше мясных и рыбных блюд, на второе место после сливового варенья ставила густой борщ с чесночными пампушками, все остальное в ее продуктовом и поварском репертуарах занимало последующие места.