Коты коричнево-красного цвета живут, говорят, в Индии, да еще немного — в Египте. В Египте кошки вообще считаются священными животными, их фигурки вырезают из самого твердого в этой стране камня — базальта. У Широкова когда-то была такая фигурка, только осталась она там, в прошлой жизни.
Квазимодо занимался попрошайничеством — добывал для хозяина деньги. Он сидел на своем привычном месте и щурил желтые глаза на солнышко. Рядом с ним в землю была воткнута написанная от руки табличка «Подайте на пропитание коту редкой породы» и лежала видавшая виды глубокая потрепанная кепка. В кепке, внутри, как в курином лукошке, красовались деньги — десятирублевые бумажки, одна кредитка достоинством в пятьдесят рублей и были густо рассыпаны монеты.
Деньги, конечно, можно было уже выгрести, но дядя Ваня не спешил, не трогал их — он вывел свою математическую формулу, когда можно вынимать капитал из кепки — наступила пора, а когда нельзя, рано еще, — и строго этой формулы придерживался.
В результате в накладе не оставался — табличка, на которую кот иногда опускал лапы (выглядело это весьма живописно и убедительно), работала безотказно. Помогали и лекции дяди Вани о редкостном происхождении кота Квазимодо. Это было интересно всем и в первую очередь — туристам, приезжающим в их городок.
Вечером дядя Ваня появлялся дома с выручкой. Выручка, кстати, набиралась немалая — до двух тысяч рублей.
Поскольку на рынок дядя Ваня ходил каждый день, как на работу, то за месяц набегала сумма приличная — не меньше, чем у иного командира дивизии.
На московском телевидении в свое время была такая программа — «Времячко», так даже оттуда приехали в командировку три человека с аппаратурой, чтобы снять Квазимодо для передачи.
За съемку дядя Ваня запросил миллион рублей.
— Таковы требования Квазимодо, — заявил он гостям, — кот требует миллион.
— Так уж и миллион?
— Вот именно — миллион.
У приезжих телевизионщиков таких денег при себе не оказалось. В результате они сняли кота Квазимодо бесплатно.
Широков кивнул приветственно дяде Ване и пошел по рядам, проверяя на ходу собственные карманы — сколько денег там шуршит? Шуршало немного. На то, что у него имелось, предстояло купить еду не только для себя, но и для Серого.
А Серый уже почти пришел в себя, отодранные от морды лохмотья кожи благополучно прирастали к своим местам, глаза у пса повеселели, он стал подниматься на ноги. Иногда Широков ловил на себе его внимательный взгляд: Серый понимал, что в его судьбе произошли перемены, назад дороги нет и хорошо, что нет, и теперь он изучал нового хозяина.
Глаза у пса были умными, Широков подумал, что из Серого на границе получился бы хороший помощник, который мог бы свободно завалить любого громилу-нарушителя, только ему надо показать, как это делается.
Серому он купил две больших крепких кости. Мяса на них было, правда, маловато, даже коту на завтрак может не хватить, но все равно мозговые мослаки эти доставят Серому большое удовольствие.
Конечно, кости сгодились бы в суп и самому Широкову — и не только для навара, из них можно было вытрясти вкусный мозг — лакомство, которое Широков, когда был ребенком, любил, но Серому они сейчас были нужнее.
Вечером он поставил кастрюльку с костями томиться на медленном огне — дух мозговой, сочный, поплыл по всему дому, часа через три добавил в бульон немного картошки — картофель Серый, в отличие от некоторых других собак, любил, — и когда бульон немного остыл, налил полную чашку и выставил перед псом.
Тот вытащил из миски кость, — сделал это аккуратно, ни одной капли бульона не пролив на пол, — и немедленно занялся ею. Кость была крепкая, ее даже топором нельзя было взять, только колуном, но Серый расправился с нею легко, только костяные крошки полетели в разные стороны. Крошки Серый подобрал очень аккуратно, ни одной не осталось, потом так же аккуратно выхлебал бульон.
— Умница, — похвалил пса Широков и, едва прикасаясь рукой к шерсти, погладил его по голове, — умничка. Так держать.
Пес, не реагируя на ласку, отполз в угол, на свой коврик и затих там. Прикрыл глаза. Но Широков чувствовал: пес рассматривает его даже сквозь опущенные веки — ему важно было понять, что новый хозяин его не будет таким, как старый, не сдаст «младшего брата» своего на колбасу и не скормит другим собакам. Широков вздохнул и занялся обедом.