Жизнь у Широкова сложилась непросто.
Жил он с родителями недалеко от Москвы — в городе Александрове. Хоть и находился Александров почти в шаговой доступности от столицы нашей Родины, а к губернии уже принадлежал не к Московской, к другой — Владимирской.
Тот серый, с косым колючим снегом, день Широков до сих пор помнит в деталях и, наверное, будет вспоминать, когда с этого света переместится на тот, — Широков и там ощутит, как на глаза у него наворачиваются слезы.
И число то декабрьское, зимнее, тоже будет вспоминать до последнего дня своей жизни — двадцать восьмое…
Чета Широковых — отец и мать Олежки — собрались поехать на машине в Москву, надо было купить к новогоднему столу немного праздничных продуктов: докторской колбасы (александровскую колбасу здесь не любили), тамбовского окорока, пельменей, апельсинов, шоколада, пару бутылок шампанского, бутылку коньяка… И вообще привезти из Москвы еще чего-нибудь вкусненького, из того, что попадется на глаза.
С Широковыми в столицу отправилась чета Бессарабов — старший Бессараб, майор внутренней службы, его жена, приходившаяся родной сестрой матери Олега Широкова — в прошлом секретарь Александровского горкома комсомола, с собой они взяли четырехлетнюю Дашку, поскольку та очень просилась в Москву — это раз, и два — оставить ее было не с кем…
Таким слаженным экипажем они и отправились в дорогу — нырнули на «жигулях» в назойливо шуршащую снежную пелену и растворились в ней, только белые морозные хвосты завихрились следом.
Из Москвы не вернулся ни один из них — на скользкой дороге жигуленок смял вылетевший на встречную полосу бензовоз с прицепом-бочкой. Легковушка была раздавлена, на тех, кто находился в ней, было страшно смотреть.
Более того — вихлявшаяся сзади бензовоза цистерна опрокинулась и выплеснула половину своего содержимого на лед дороги и, как это бывает в плохих фильмах, горючее не замедлило заполыхать — для этого достаточно было одной малой искры.
Похоже, сюжеты худых кинолент зачастую бывают подсмотрены в жизни…
Одиннадцатилетний Широков остался один — ни отца, ни матери, ни родной тетки, ни двоюродной сестры — никого, словом. Некоторое время он помыкался в Александрове, потом его, онемевшего, оглохшего от горя, забрали в детский дом — нечего, дескать, парню жить без тепла и заботы.
Имущество, находившееся в их квартире, александровские власти продали с молотка, деньги положили на сберегательную книжку, распечатать которую Олежка Широков мог только, когда достигнет совершеннолетнего возраста.
Через три года, уже в детдоме, четырнадцатилетний Широков узнал, что Даша Бессараб, попавшая в смертельную ситуацию, не погибла — ее выбросило через вылетевшее заднее стекло «жигулей» на обочину, в снег, и она осталась жива, а подоспевший водитель междугороднего автобуса успел выхватить ее из-под накатывающегося вала пламени… Судя по всему, этот шофер и увез девочку с собой.
Широков начал искать двоюродную сестру, героя-шофера, свидетелей той катастрофы, но все было бесполезно. Скорее всего, люди, к которым попадали письма детдомовского мальчишка, относились к ним абы как, спустя рукава: какой-то неведомый пацан с мокрыми от слез глазами — это не райком и не горком партии. Заниматься поисками по его хотению — это несерьезно… Поиски ни к чему не привели.
Широков делал несколько заходов, и каждый раз невод возвращался пустым: Даша исчезла бесследно. Если ее в конце концов не стало, то где могила? Могила родителей Широкова, могила Бессарабов пребывали в Александрове на городском кладбище, Олег за ними ухаживал, а вот Дашкиной могилки там не было. Может, она все-таки похоронена вместе с родителями, но тогда на общей могильной плите должно быть выбито три имени, а не два.
Дарья, где ты?
В весеннюю и осеннюю пору их город обязательно пахнул рыбой, это было обязательным атрибутом, как городской герб, — рядом протекала богатая река, кроме нее имелось несколько рыбных проток и четыре озера со старыми татарскими названиями, в которых народ брал неплохие уловы, — в основном карасей величиной с хорошую сковородку.
Из всех водоемов рыба исправно попадала на рынок и в городские дома, — впрочем, на каждой улице, в каждом доме здесь имелись свои рыбаки, которые приносили добычу на стол… А рыбу здесь умели готовить знатно — в кляре, с перцовой присыпкой, с петрушкой и укропом, сорванными прямо с грядки, украшенными каплями воды, как росой. Было не только вкусно, но и красиво, очень аппетитно.