Стоявший рядом с Широковым невысокий дядечка с испитым лицом — из породы школьников, которые до семидесяти пяти лет так школьниками и остаются (маленькая собачка до самой старости щенок), — сунул в плоский широкий рот сразу четыре пальца и что было силы свистнул. Свист у вечного школяра был разбойным, от него даже рассохшиеся доски загона задвигались, а с ближайшего дерева посыпались желтые листья.
— Пора начинать игру! — горласто прокричал дядечка, покраснел от натуги — очень уж не нравилось ему всякое промедление, он так же, как и питбуль, чувствовал кровь.
Широков со спокойным лицом покосился на него, вновь подергал одним уголком рта — левым. Кровожадная, однако, публика собирается на собачьих боях. Чего-то этому вечному школьнику недодали в детстве, как пить дать. Чего, интересно?
Словно бы подчиняясь команде дядечки, просвиристел милицейский свисток, и над головами собравшихся поднялся древний жестяной рупор с приклепанной к нему, будто к ночному горшку, ручкой. Рупор продребезжал:
— Делайте ставки, господа! Питбультерьера, как вы знаете, зовут Чемпионом, его еще никто у нас не побеждал, противника Чемпиона зовут… Эй, почтенный, как зовут вашего питомца?
Дядя в крохотной шляпке прищелкнул пальцами:
— Зовут как, спрашиваешь? Серым. Серый он…
— Противника Чемпиона зовут Серым, — в жестяной трубе что-то хрюкнуло, словно бы там поселилось неведомое животное. — Итак, Серый против Чемпиона. Делайте ставки, господа!
«Господа, — Широков не выдержал, поморщился. — Дай бог, чтобы на всю эту братию господ набралась бы сумма, равная недельному заработку рядового банковского клерка».
И тем не менее, несмотря на дырявость кошельков, публика пришла, чтобы кинуть на кон последние деньги: а вдруг повезет в собачьем тотализаторе?
Совсем нет голов у людей, вместо нормальных черепушек — пустые, высохшие до звона тыквы. Будь воля Широкова, половине из них он поотшибал бы эти тыквы, да зашвырнул куда-нибудь в канаву.
— Ставки, ставки делайте, господа, — проскрипел старый, пошедший ломинами рупор человека, который держал его в руках, не было видно — организатор собачьих боев не удался ростом — затирали предпринимателя более высокие мужики. — Ста-авки! — напомнил напоследок рупор.
И как он только не развалился в этой толкучке?
Питбультерьер, словно бы специально красуясь, напрягся, заиграл мышцами, прокатал в глотке свинец. Серый этот глухой звук засек и неожиданно прижался к ноге хозяина. Широков невольно пожалел собаку — в этой обстановке могут смять не только интеллигентного сельского пса, но и крокодила из зоопарка — запросто оттяпают у него хвост и пустят на жарево — нарубят антрекотов, бросят на раскаленную сковородку… Еду запьют плохоньким местным пивом.
Пиво в этих краях делать не умеют. Если говорить о пиве, то лучшее пиво в своей жизни Широков пробовал на Севере, в портовом городе Певеке.
Давно это было. Широков носил тогда лейтенантские звездочки и мечтал о генеральской карьере (из карьеры, будь она неладна, ничего не получилось, он несколько раз поднимался до уровня старшего офицера, но потом происходил срыв, и Широков кувыркался под откос) и попал в летнюю пору в Заполярье.
Впрочем, июль уже можно было не считать летним месяцем, ночью землю прихватывали морозы, но, несмотря на них, в тундре росли грибы. Много грибов.
По ровной как стол земле, застеленной серебристой скатертью — мхом-ягелем, — ходили люди с ведрами и собирали крупные, без единого червя краснушки.
Краснушками тут называли подосиновики. Откуда они взялись в краю, где не было леса и тем более — осин, не знал никто. Грибы были такие большие, что в ведро влезало не более пяти штук.
Местный народ брал только шляпки, корешки брезгливо отрезали и швыряли под ноги.
И что с удивлением вспоминает Широков до сих пор — в грибах не было ни одного червя. Червь не мог здесь плодиться даже в самую жаркую погоду, потому что под толстым слоем ягеля уже голубел вековой лед, твердый, как железо.
Там же, в тундре, среди грибов, располагался и старый лагерь строгого режима с прочно сколоченными бараками. В одном из этих бараков певекское начальство решило разместить небольшой пивной завод.
Не завод даже, а заводик, — исключительно для певекских нужд. Из Магадана по зимнику приволокли две тяжелых емкости, именуемых танками, в которых варят пиво, в Молдавии местный завпродмагом нашел двух девчонок-землячек, которые умели готовить желанный напиток, пообещал им от имени начальства большую зарплату и перебросил в Певек.