– Меняюсь.
– Нет, спасибо, – ответил Шкип.
– Что в мешке? – поинтересовался Эдди.
– Курьерский пакет от посла, – сказал полковник.
– Ух ты! Как загадочно!
Как всегда, полковник пил из двух бокалов разом. Помахав пустой посудиной, подозвал слугу.
– Себастьян, у вас там что, совсем иссякли запасы «Бушмиллса»?
– Ирландский виски «Бушмиллс» – будет сделано! – объявил юноша.
Питчфорк заметил:
– А слуги, похоже, вас знают.
– Да я здесь вроде бы нечастый гость.
– Думаю, они вас боготворят.
– Может быть, я много даю на чай.
Полковник поднялся и двинулся к ведёрку на буфете, чтобы пальцами добавить льда себе в бокал, да так и застыл там, глядя на поле для гольфа, с видом человека, готового поделиться какой-то мыслью. Все замерли в ожидании, но он только молча отхлебнул из стакана.
Питчфорк спросил:
– Полковник, а вы играете в гольф?
Эдди засмеялся:
– Если вы соблазните нашего полковника выйти на поле, он тут камня на камне не оставит.
– Я стараюсь избегать тропического солнца, – сказал полковник. Он любовно пожирал глазами зад служанки, пока та расставляла на низеньком латунном столике чайный сервиз. Когда все остальные взяли в руки по чашке, он поднял бокал:
– За последнего хука! Пусть он как можно скорее сойдёт в могилу!
– За последнего хука! – подхватила вся компания.
Полковник жадно осушил напиток, отдышался и произнёс:
– Да ниспошлют нам небеса достойного противника!
– Вот-вот! – поддакнул Питчфорк.
Шкип отнёс бумажный пакет и великолепное ружьё к себе в номер и уложил оба предмета на кровать, испытывая облегчение от того, что можно было наконец побыть наедине с собой. Горничная открыла комнату на весь день. Шкип со скрежетом закрыл жалюзи и включил кондиционер.
Вывалил на постель содержимое пакета: дюжину баночек резинового клея по восемь унций в каждой. Это была основа его существования.
На четырёх выдвижных столах, прислонённых к стене по обе стороны от двери в ванную, покоилась вся полковничья картотека – более девятнадцати тысяч записей, пронумерованных от старейших до новейших, более девятнадцати тысяч карточек три на пять дюймов каждая в дюжине узких деревянных ящиков, выделанных, как рассказывал ему полковник, на базе материально-технического обеспечения Приморского правительственного комплекса в Маниле. На полу под столами Шкипа ждали семь тридцатифунтовых коробок пустых карточек и две коробки, полные тысячами фотокопий восемь-на-одиннадцать, дубликат той же самой картотеки в девятнадцать тысяч записей, по четыре карточки на страницу. Главной работой Шкипа, его основной задачей на данном жизненном этапе, его целью в этой просторной спальне по соседству с крошечным полем для гольфа было создание второго каталога, упорядоченного по категориям, которые разработал полковник, а затем – снабжение обеих картотек перекрёстными ссылками. У Сэндса не было ни секретаря, ни вообще какого-либо помощника – это была частная информационно-аналитическая библиотека полковника, его тайный склад, его убежище. Он утверждал, что выполнил всё фотокопирование самолично, утверждал, что Шкип – единственный, помимо него, человек, которому довелось прикоснуться к этим тайнам.
Похожий на гильотину внушительный резак для фотоотпечатков и длинные-предлинные ряды баночек с клеем. А ещё дюжина картотечных ящиков, крепких трёхфутовых лотков, как в библиотеках, на лицевой стороне каждого выведены по трафарету четыре цифры —
2242 —
счастливое число полковника: второе февраля 1942 года, дата его побега из лап японцев.
Было слышно, как полковник что-то рассказывает. Его рёв разносился по всему дому, а остальные смеялись. При дяде Сэндс ощущал какое-то постыдное, в чём-то даже девчоночье отчаяние. Как ему стать таким же уверенным и выразительным, как полковник Фрэнсис Сэндс? Довольно рано он осознал свою слабость и впечатлительность и решил подыскать себе подходящих героев. Одним из них стал Джон Кеннеди. Линкольн, Сократ, Марк Аврелий… И эта улыбочка полковника, когда он осматривал ружьё, – знал ли дядя наперёд, что Шкип вскоре получит это оружие? Иногда полковник улыбался эдак вот по-особому, как будто заговорщицки поигрывая губами, – это очень раздражало Шкипа.
Много раньше, чем Шкип следом за дядей ступил на поприще разведки – по правде сказать, даже раньше, чем появилось само ЦРУ, – ещё ребёнком он сделал Фрэнсиса Сэндса персонажем своей личной легенды. Фрэнсис выжимал вес, занимался боксом, играл в футбол. Был лётчиком, военным, разведчиком.
В тот день девять лет назад, в Блумингтоне, вербовщик спросил: