— Благодарю тебя, о Флит! — хрипло воскликнул Маньян. — И вас также, Ретиф. Как посредника его божественного провидения — эти серные пары окончательно меня достали.
Вдруг где-то сверху раздался какой-то шум, треск и в следующую минуту на дно шахты хлынула волна странных предметов величиной примерно с футбольный мяч. Они, подпрыгивая на склоне, понеслись вниз, в дымящуюся и горящую бездну, откуда сразу сильно потянуло запахом, чем-то напоминавшим запах жареного арахиса.
— Что это такое? — удивленно спросил Ретиф.
— Урожай дынь сорта «Хуб», зараженных личинками гриблей. Гроасцы избавляются от этого гнилья, сбрасывая его в шахту со священным огнем.
— Не пойму, какая может быть святость в горящей сере? — спросил Ретиф.
— Спросите епископов, я просто работаю здесь и не задаю вопросов, — проговорил Маньян.
— Работаете?! Но когда я подходил, вы не очень-то утруждались.
— О, да, вы пришли! Вы пришли, Ретиф, как это хорошо! А работа моя состоит в неустанном чтении молитв милосердному Флиту, чтобы он принял эту жертву из миллионного дынного урожая, как знак нашего благоговения перед ним и доказательство нашей коленопреклоненности. А мы — убогие подвижники его учения. Я как раз хотел немного передохнуть, как вдруг появились вы! Знаете, в последнее время мной овладело отчаяние. Я чуть не стал отступником веры, так как перестал чувствовать поддержку Флита и мне стало казаться, что он покинул меня на произвол судьбы.
— Понимаю вас, Маньян, но не убивайтесь так неистово, а то можете перевеситься через край и окончить свой жизненный путь, поджариваясь внизу вместе с гнилыми дынями, — сказал спокойно Ретиф. — Неужели старейшины всерьез полагают, что Флит настолько туп, чтобы рассматривать миллион тонн пищевого мусора в качестве подходящего жертвоприношения?
— Мусора, вы сказали? Ретиф, да вы шутите! Эти дыни все без исключения были первого сорта и самой безупречной формы, пока в них не свили себе гнезда личинки гриблей. И не забывайте: в каждой дыне около двух миллионов гриблей, каждый из которых по достижении зрелости может предоставить отличного качества и площадью в три квадратных дюйма шкурку! Но… с прискорбием вынужден констатировать, что им теперь никогда не достигнуть зрелости. Как один из основателей ОПЗПВ я чувствую… или по крайней мере должен чувствовать страшную ярость и негодование, наблюдая за всем этим. Но, с другой стороны, Ретиф, ведь это делается во благо: во имя славы милосердного Флита!
— Так значит, торговать одеждой из шкурок червей больше не хотят? — спросил Ретиф. — Гроасцы что, решили всех ползучих уничтожить?
— Да что вы в самом деле?! На каждого червя, брошенного в серную шахту, народится еще целый миллион, который с удовольствием уничтожит все, что еще осталось от дынного урожая. Мы все только и надеемся на Флита. Что он даст нам какое-нибудь умное средство спасти дыни, а заодно и шкурки гриблей.
— Тогда ему пора засучить рукава. Кстати, нам тоже не стоит сидеть сложа руки. Пойдемте, господин Маньян. Через два с половиной часа нам нужно быть на северной окраине серных разработок. Там нас подберет вертолет.
— Что?! Покинуть мой пост?! — отпрянув, в изумлении вскричал Маньян. — Да вы что, Ретиф? А если мы даже выберемся, что ждет меня потом?
— О карьере и ее перспективах лучше поразмышлять за пределами этой могилы, — ответил Ретиф.
— Нет, нет, так нельзя, — угрюмо закачал головой Маньян. — Подумайте, ну каково будет бедному Флиту в одиночестве, если все его рьяные подвижники вдруг перестанут молиться и бросят его?!
— Последнее время говорят, что он окружил себя гроасскими сиротами на Голубой Лагуне и успешно продолжает традицию, которой положил начало министр Оливорм, — заметил Ретиф.
— Ну конечно! — вскинул руки Маньян. — Мой бог — сама добродетель. А сейчас, если вы позволите, Ретиф, я должен вернуться к своим молитвам.
— А вы уверены в том, что не хотите вернуться в Сектор, принять ванну, наложить бальзам на искалеченные кандалами руки и ноги, вкусно пообедать и отдохнуть в чистой постели?
— Ах, Ретиф, подобные прелести материального мира потеряли для меня все свое значение в свете моего духовного преображения и дарованного мне недавно богом глубокого понимания надприродных сил. Вам этого не понять.
Ретиф поймал себя на том, что морщится, вдыхая «аромат» серных паров, горелой дыни и жареных червей-грибль, исходящий из недр шахты.
— По-моему, здесь царствует настоящее зловоние, — заметил он. — Почему вы сняли кислородную маску?
— А, знаете, Ретиф, я привык к этому запаху и он мне даже нравится, — сказал блаженно Маньян. — Ведь это, друг мой, не просто испарения. Это испарения, исходящие из источника, освященного гроасской государственной церковью. От этого они приобретают какой-то новый статус. Начинаешь ценить их, видеть их достоинства.
Наверху слышался лязг гусениц работавших бульдозеров, и вскоре вниз по склону шахты низвергнулся новый каскад обреченных на сожжение дынь. Пухлые плоды стремительно катились навстречу огню, подскакивали на кочковатой поверхности склона. А некоторые из них даже раскалывались на части и выпускали из себя полными пригоршнями маленьких, слепых, лишенных конечностей и отвратительно белесых личинок червей, которые, едва вывалившись из-под кожуры треснувшей дыни, как мотыльки вспыхивали над огненной чашей охровым цветом и плыли над шахтой невесомым красным туманом.
— Великолепно! — объявил Маньян, с наслаждением вбирая через ноздри в легкие полную порцию приторного воздуха. — Вы можете говорить мне сколько угодно про мясные вырезки и павлиньи грудинки, Ретиф! — вскричал он, будто опьяненный атмосферой. — А я лично предпочитаю горсть вот этих восхитительно вкусных, замечательно хрустящих, жареных мясных орешков! — С этими словами он протянул руку с обращенной вверх ладонью, схватил несколько поджарившихся личинок, молниеносно засунул их в рот, аппетитно пожевал и, блаженно улыбаясь, проглотил. — Попробуйте немного, Ретиф! Привыкаешь, как к наркотику.
Ретиф откланялся.
— Я лучше пока перетерплю, а когда вернусь домой, зажарю трехдюймовый ломоть вырезки и запью бутылочкой редкого «Божоле-69». С вашего позволения, разумеется.
Маньян тем временем загреб рукой еще пригоршню червячков и жадно запихнул их в рот.
— Когда будете возвращаться, Ретиф, все же внемлите моему совету — возьмите с собой несколько бушелей этого изумительного деликатеса. На пробу. Не пожалеете.
Сказав это, Маньян стал подниматься на ноги, но у него подкосились колени и, перевалившись через край платформы, он опрокинулся вниз. Слава богу, он успел зацепиться в последний момент рукой за скобу, к которой он еще час назад был прикован, и в таком положении повис над адской бездной.
Ретиф не растерялся и уже через несколько секунд вытащил Маньяна обратно на платформу.
— Нужно будет только научиться лущить их, как семечки, счел нужным сообщить Маньян в первую очередь, выплюнув в сторону несъедобную кожицу личинок. — Странно, но вы правы, Ретиф: их вкус чем-то напоминает миндаль и орехи-пекан.
Ретиф уже хотел что-то сказать, как вдруг Маньян обратил неистовый взор в небо и крикнул:
— Благодарю тебя, о Флит, за то, что ты не дал мне погибнуть в огне!
— Между прочим, из пропасти вас вытащил вовсе не Флит, господин Маньян, а я, — заметил Ретиф справедливости ради.
— Просто Флит решил использовать вас в качестве проводника своей воли,
— ответил невозмутимо Маньян. — Пути Флита неисповедимы.
Спустя ровно двенадцать часов после выброски Ретифа с парашютом над серной равниной Гроа, он показался с Маньяном в условленном месте, преодолев пышущую огнем и исходящую серными миазмами трассу. Нелегко дался этот переход обоим дипломатам.
Вскоре показался вертолет, стартовавший со специальной площадки челночного корабля, который поджидал беглецов в средних слоях атмосферы планеты. Едва вертолет коснулся земли и в нем открылся люк, как Маньян сломя голову бросился внутрь, прижимая к груди берет, наполненный отборными жареными личинками-грибль, которых он насобирал на своем «рабочем месте».
— О, приветствую тебя, Джек, старина, какими судьбами! — вскрикнул он, увидев пилота. — Хочешь слегка перекусить, приятель? Пальчики оближешь, уверяю тебя! — С этими словами Маньян переложил полдюжины едва не дымящихся и размером с крупный арахис личинок-грибль в подставленную для этого раскрытую ладонь пилота. — Только не жуй кожуру — выплевывай, — посоветовал «ревнитель веры».