– Свой я, – ответил всадник.
– Все свои, от одной праматери родились, да по разные стороны разбрелись. Говори: зачем пожаловал, мешок чем набил?
– В Берлад пришёл воли искать, а в мешке – лепёшки да сыр.
– Что-то тяжёлым смотрится твой мешок.
Стражи скучали. Приезжий, заросший до самых глаз клочковатой встрёпанной бородой, им не понравился. Один из стражей подошёл сбоку, стал лениво щупать мешок.
– Что напираешь, словно медведь? Орудия у меня там кузнецкие. Или Берлад не нуждается в кузнецах?
Всадник хотел повернуть коня – не в добрый час, видно, пожаловал, – но не успел. В шесть рук его стащили с седла, швырнули на землю, вытряхнули мешок. Вместе с дорожной снедью тяжело упал завёрнутый в тряпицу свёрток.
– Посмотрим, что за орудие такое? – Тряпица вмиг оказалась размотанной. – Братцы, глядите-ка, золото!
Цепляясь шишаками железных шлемов, стражи склонились над круглым солнечно-жёлтым слитком.
– Не трожь, не твоё, горбом наживал! – Проезжий сделал отчаянную попытку пробиться, хватал стражей, оттаскивал. Хоть был он и низкоросл, да сбит крепко. Только где одному с тремя справиться? Руки ему скрутили, связали за спину.
– У нас здесь нет твоего-моего, всё общее. Пойдём-ка, мил человек, в княжьи палаты. Там разберутся, что за кузнец-молодец пожаловал, много ли золота наковал.
В княжьих палатах, как называли в Берладе крытую черепицей мазанку размерами больше других, тысяцкий держал совет.
– Доподлинно стало известно, что Ярослав Осмомысл вышлет навстречу дружину. – С такими словами обратился он к сотским. – От Киева князя Ивана Ростиславовича будут сопровождать киевские вои, с полпути передадут галицким.
Тысяцкий развернул обрывок пергамента с тремя намеченными кружками, указательным пальцем упёрся в правый кружок:
– Киев. – Палец пополз влево наверх. – Галич. – Обрисовав треугольник, палец спустился вниз. – Берлад. Как мыслите, братья, с чего начинать будем?
– Не боярская дума, чтобы порты протирать по лавкам, – произнёс здоровенный краснощёкий увалень Федька Жмудь. – Из ямы князя не вызволить. Надо в пути отбить. Вот и все мысли.
– Помолчи, Фёдор. Речи нет, чтобы не отбивать. В затылке скребём, в каком месте сразиться, чтобы вернее было. Эй, что там за шум? – Тысяцкий повернулся к двери.
В дверях появился страж, втолкнул связанного.
– Кузнецом назвался, а у самого в мешке золото. – Страж подошёл к столу, положил на пергамент слиток.
– Вот так так, – прищёлкнул языком тысяцкий. – Посади-ка малого в уголок. Дело закончим – выведаем, кто таков, зачем в Берлад прибыл, как богатство своё раздобыл.
Страж толкнул пленника на скамью возле дверей, где валялось в беспорядке оружие, приказал строго:
– Не шевелись. Смирно сиди, дожидайся.
Страж вышел. Тысяцкий продолжил совет.
– Надо полагать, что киевских детских поменее будет числом, чем галицких, – произнёс он решительно.
– С чего бы так?
– Из Киева Ивана Ростиславовича постараются вывезти неприметно. Юрий Долгие Руки знает, что народу Берладник люб. Юрию шум ни к чему. Другое дело – галицкий Осмомысл. Он захочет гибель недруга в торжество превратить.
– Не бывать тому торжеству, – припечатал к столу огромный кулак Федька Жмудь. – Всех раскидаю, в горло вцеплюсь.
– Хоть и силён ты у нас, всё одно силы неравные, – остановил Фёдора тысяцкий. – У них – вои обученные, у наших – руки больше к сохе приспособлены. Чтобы промаха не случилось, нужно всё рассчитать: где заставы поставить, где перерезать путь.
Сотские по кругу заговорили:
– Первое дело – выведать день, когда повезут.
– В Киев нужно своих послать, чтобы глаза и уши имелись.
– По всем дорогам расставить дозоры.
– Разбиться на два полка, загодя двинуться наперерез.
Совет затянулся. Под конец вспомнили, что задержанный стражами пленник давно ожидает решения своей участи.
– Где же он?! – воскликнул тысяцкий.
Все удивлённо уставились в угол. Лавка была пуста.
Федька выбежал в сени, оттуда на улицу, вернулся ни с чем.
– Как же он в путах мог убежать?
– В том-то и дело, что развязал путы. – Тысяцкий подошёл к лавке, пнул ногой валявшиеся обрывки верёвок. – Пока мы судили-рядили, он меч локтем сдвинул, чтобы над лавкой повис. Рукоять собственной тяжестью придавил, верёвки об остриё перетёр. Много он наслушался наших разговоров. Сыскать.
Весь город занялся поисками. Искали низкорослого, щербатого, заросшего встрёпанной бородой. Осмотрели все мазанки, обшарили сараи и клети, заглянули в каждую бочку. До позднего вечера длились поиски. Нигде не нашли.