– Это вам, что ли, здесь поставили? Идите отседова! Нечего здесь безобразничать!
Молодые люди сконфуженно удалились.
Из подъезда же, победоносно охая, явились сначала рыхлая пенсионерка в застиранном фартуке, а потом тётенька неопределённого возраста с неестественно пышной шевелюрой и накрашенными губами.
– Скучаешь, Петровна? – зычным голосом справилась вторая.
– Да тут уж, Валь, поскучаешь, – приглашающе похлопала по лавочке первая.
– А чё так?
– Нам некогда скучать. Мы скучать не привыкли. Это вот эти вот сейчас моду взяли скучать.
– Что да, то да.
– Им бы только скучать, лишь бы дела не делать. Мы в своё время не скучали.
– Что да, то да.
– Мы – зубы стисни и делай. А эти чуть что не так, чуть что не по-ихнему, готовы детей сиротами оставить. С балконов взяли моду прыгать.
– Кто же это?
– Да вон, дочка сказала, Витя Боголюбов какой-то. Чуть не понравилось, чуть не по нему, взял и прыгнул с балкона.
– Оёй! Насмерть?
– А как же? Насмерть, конечно! Они не насмерть не прыгают.
– А чё это он?
– Чё, жена бросила, к другому ушла. А он, видите ли, пьяный нажрался, пошёл и прыгнул! Вот, мол, вам, какой я герой! С балконов могу прыгать! А ребёночка вырастить – это он не герой! Вот его бы спросить: раз тебе только прыгать, если что не по тебе, то зачем тогда дитя родил?
– Что да, то да. А у него и ребёночек был?
– А как же? У них у всех ребёночки! Это они умеют!
– Оёй, жалко! Как же ему теперь? А жена-то что?
– А чё жена? Причитает, плачет, руки заламывает. А поздно теперь, Юля-херуля! Наюлила, теперь не выюлишь!..
– Это что же за Юля такая?
– Да не знаю я, Валь. Мне дочка рассказала. Аж, всё сердце вынула, – с каменным лицом произнесла Петровна. – Измучилась. Пойду лягу, мочи нет.
Пенсионерка, охая, встала и проследовала к подъезду.
А тётенька неопределённого возраста, растерянно поправив свою неестественно пышную шевелюру, загребла из кармана горсть семечек и погрузилась в раздумья.
* * *
Тётя Валя, накрасив губы ярко-красной помадой, отдыхая от домашних дел, присела на диван к мужу, дяде Коле.
Дядя Коля смотрел телевизор. Телевизор хохотал. А дядя Коля нет. Его взгляд был колок, с желчным огоньком и с цепкой сосредоточенностью, а лицо дышало морщинистым напряжением и еле сдерживаемым гневом.
– Что смотришь? – спросила тётя Валя.
– Да опять мудаков каких-то показывают, – сквозь зубы процедил дядя Коля. – Зае**ли.
И с досадой переключил канал. Телевизор, запнувшись, снова захохотал.
– Вот чего мне Петровна вчера рассказала-то! Это вот не смешно.
– Оно и это не смешно. Зае**ли.
И дядя Коля опять с досадой переключил канал. Телевизор, запнувшись, теперь запел. Тётя Валя помолчала и продолжила:
– Да вот они всё про любовь поют. А любовь-то она вона какая бывает…
– Какая-то ещё любовь… Зае**ли.
Дядя Коля снова переключил канал. Телевизор, запнувшись, начал стрелять. Тётя Валя помолчала, тяжело вздохнула, поправила свою неестественно пышную шевелюру и пододвинулась к мужу.
– Вот у них одни убийства и убийства. А в жизни-то смерть-то тоже недалеко ходит. Раз – и нет человека.
– Человека и так нет. Одно зверьё. Зае**ли.
Дядя Коля в который раз переключил канал, и телевизор, запнувшись, громко и бесстыдно провозгласил: «Мои бёдра и ягодицы стали упругими!». Тётя Валя всплеснула руками.
– Вот, смотри-ка, что показывают! Задницу голую выставила и думает – хорошо! Смотри, смотри, растопырилась-то как! Вот они, эти шалашовки, растопыриваются, а ребята потом из-за них с балконов прыгают! Смотри, смотри! Оёй! Ни стыда, ни совести!..
– Чё там смотреть? Раздолбили уже вот такими… – дядя Коля согнул почти под прямым углом одну свою мускулистую руку, а другой хлёстко врезал по сгибу. – Аж всё свисает, через трусы вылезает. Ладно бы хоть детей много рожали, тогда понятно. А так… лучше бы без трусов вышла, не так свисало бы… Или не обтягивалась бы уж тогда.
И дядя Коля, не выдержав, принялся с гневом переключать каналы один за другим. Телевизор, запинаясь, то пел, то хохотал, то стрелял, то сообщал про ягодицы, пока не остановился на непривычной тишине.
– Ой, старинное кино!.. Это я люблю, – обрадовалась тётя Валя. – Раньше любовь так любовь…
– Раньше, позже… – пробурчал дядя Коля. – Ну и что тебе там Петровна опять натрепала?
– Почему натрепала? Ей дочка рассказала. Зачем она трепать-то будет?
– Ну? И что?