– Привет, – дочь снисходительно улыбнулась. – Всё по-старому. А у тебя? Учишься ещё? Когда диплом?
– Весной, – Наташка крепко прижалась к Сергею Иванычу. – Замёрзла… Ой, ты такой тёплый!..
Сергей Иваныч засмущался. В глубине души он стыдился подобных нежностей в присутствии дочерей, особенно младшей. Стыдился целоваться, держать за руку, брать под руку, стыдился даже этого «ты».
Дочь упорхнула так же стремительно, как и появилась. Он проводил её до двери и вернулся к Наташке.
Наташка промурлыкала сонно с дивана:
– Серёж, чего она рассказывала-то?
– Да так… Ангелы, говорит, всё знают.
– Кто знает?
– Ангелы.
– Ах, ангелы… Понятно. Странная она у тебя какая-то…
– Нормальная, – буркнул Сергей Иваныч, отвернувшись к окну.
– Ну прости, не обижайся, – она встала и подошла к нему сзади, обняла, провела рукой по животу вниз, расстегнула пуговицу брюк, ширинку, пробралась внутрь, нащупала, обхватила.
Ночью, когда в разгорячённом бреду он опять закрывал ладонью её беззащитное место, на улице возле дома остановилась машина. Просигналила пару раз настойчиво, затем развернулась, обдав, будто кипятком, тёмные окна ярким светом фар, коротко взвизгнула и уехала.
Сергей Иваныч вскочил, наскоро набросил на себя халат и выбежал на улицу. На другой стороне дороги, облокотившись на парапет, стоял парень – длинный, худой, косматый. Мёрз, шмыгал носом. Курил сигарету. Отчего-то очень знакомый парень.
– Эй, парень! Дружище!.. Номер машины не запомнил? Которая сейчас только уехала, нет?
Парень задумался на мгновение и прогнусавил:
– Ща… Помню вроде… ща скажу… Чёрная «бэха», семёрка, номер: эс, два, семь, два, эн, вэ, кажется… не, точно – эс, два, семь, два, эн, вэ!
Сергей Иваныч узнал парня. Тот самый – из сна.
– Спасибо, пацан… На, держи, на пиво тебе!..
Сунул парню пятисотку, выгнал из гаража свой белый «мерс» цэ-класса и дал по газам – рванул туда, куда уехала машина с номером С272НВ.
Оказалось, недалеко уехала – чёрный BMW 750 стоял на светофоре на ближайшем большом перекрёстке. Сергей Иваныч на «зелёный» успел пристроиться за ней. Погнали. Свернули к мосту через реку. Миновали мост.
Заречная сторона города – старая, слабо освещённая – почти сплошь была застроена советскими пятиэтажными коробками. Машина петляла по тёмным улочкам столь ловко, что Сергей Иваныч боялся вот-вот её упустить. И в итоге упустил – сам не понял, как попал в тупик. Остановился, огляделся. Присвистнул от удивления. Пятиэтажку, нависавшую в тупике мрачным торцом, он не мог ни с чем перепутать. Вот каштаны, скамейка, дальше гаражи. Вышел, посмотрел адрес. Заречная, 72.
В глубине двора, из-за гаражей, послышался шум мотора. Ослепительно брызнули фары. Машина остановилась.
Сергей Иваныч вернулся к «мерсу», взял из бардачка «пээм» и осторожно проник во двор, прячась в темноте каштанов. Притаился. Вскоре всё смолкло, свет погас. Из машины показался человек, рослый мужик в деловом костюме, он хлопнул дверью и быстро исчез в доме.
Сергей Иваныч что есть силы побежал за ним. Вот знакомый вестибюль – всё, как во сне. Вахта. Дальше лестница. На вахте бабки не было. Странно. Он устремился к лестнице, задрал голову вверх, там слышались глухие шаги. По звуку – этаже на четвёртом или пятом. Держа «пээм» наготове, поднялся сначала на четвёртый. Длинный обшарпанный коридор ¬– вправо и влево. Ряд дверей по сторонам. Тусклый, моргающий свет ламп. Никого. Поднялся на пятый. Глянул вправо. Влево. Ага, вот он. Человек стоял перед дверью в самом конце коридора.
Сергей Иваныч, направив на него пистолет, окликнул:
– Э, мужик!
Мужик обернулся, и его лицо ужаснуло. Что за чертовщина?! Человек как две капли воды был похож на Сергея Иваныча. Один в один. И вообще чудилось, будто это он сам и есть.
Сергей Иваныч не совладал со страхом и выстрелил. В тот же миг боль пронзила его самого, помутнело, поплыло, слилось всё вокруг, и он уже ничего не видел, кроме своей руки с пистолетом. Кроме пистолета. Кроме ствола пистолета. Кроме его смертоносной оконечности.
Глава III. О конечности
О конечности человеческой жизни сказано много. Но осознание этого на личном опыте всё равно становится неожиданным потрясением. Тут и говорить нечего.
Той ночью Сергея Иваныча поразил инфаркт. И пока перепуганная насмерть Наташка вызывала скорую помощь, пока помощь медлила, пока, наконец, медики спасали ему жизнь, он сквозь боль смотрел себе, распростёртому на грязном полу, в чистые, цвета безоблачного неба, глаза. В глаза своему ангелу. И казалось, ангел говорил: «Видишь? Видишь, как это бывает? Видишь, что такое смерть?».
Полгода Сергей Иваныч не мог прийти в себя, стать прежним. Похожим на себя прежнего. Часто вроде бы ни с чего охватывало беспокойство, сосущее «под ложечкой». Беспокойство нередко переходило в тревогу – мучительную бессонницу, неотступное ночное блуждание рваных, нервозных мыслей. Тревога иногда рождала панический страх, трогавший душу ледяным безумием. И всякий раз такое состояние сопровождалось очередным сном про проклятый дом.