Увы, по той же самой причине Привалову никто не объяснил, что, собственно, они делают на Надежде. Задания, которые давал Экселенц, были, откровенно говоря, пустяковыми, а то и бессмысленными. Одно время Саша подозревал, что шеф просто испытывает его терпение и готовность подчиняться без рассуждений. Однако, на Надежде торчала и группа боевиков Григория Серосовова, и тоже маялась от безделья. В конце концов Привалов решил, что их держат здесь как засадный полк для какой-то операции, ведущейся, может быть, где-то в миллионах парсеков отсюда. Непонятно было только, зачем их группу нужно прятать на Надежде. Впрочем, Саша догадывался, что отношения КОМКОНа с контролирующими его инстанциями не всегда бывают гладкими – но, опять-таки, не рвался это выяснять. Ему очень не хотелось быть посланным бабе под юбку вторично.
А ведь когда-то – и не так уж давно, честно-то говоря – курсант Александр Привалов, свежеиспечённый выпускник Третьей прогрессорской школы имени Егора Гайдаровича Джемаля, не только считал себя либералом и вольнодумцем, но этим даже бравировал. Ему не нравилось многое из того, что делается в Организации или под эгидой Организации. И он не стеснялся говорить об этом вслух. В том числе и непосредственному начальству. Несколько раз он получал за это нахлобучки разной степени весомости, но никаких серьёзных последствий это ни разу не возымело.
Однажды, в самом начале работы у Сикорски, он набрался наглости выше обычного и спросил самого Экселенца в лоб, кто и почему ему так мирволит. Сикорски не стал долго объяснять, что да как, а просто показал Саше заключение психологов. Из которого стажёр узнал, что по своему психическому профилю Александр Привалов является «стабильным конформистом, органически не способным на бунт против системы». Вечером того же дня стажёр Привалов надудолился вдребезину контрабандным саракшским самогоном и устроил дебош в офицерской столовой, с битьём посуды и мордобоем. За что получил пятнадцать суток условного ареста и нехорошую отметку в личном деле. Впоследствии – когда его рекомендовали на повышение – он случайно узнал, что аналогичную отметку можно найти в досье практически каждого большого начальника в Организации, в том числе и у самого Рудольфа Сикорски. Судя по всему, это была стандартная реакция… Потом Саша не раз пытался вообразить молодого, вусмерть пьяного Сикорски, сосредоточенно крушащего чью-то морду рукоятью любимого «герцога». Получалось смешно.
Единственный минус, который Привалов за собой числил – необстрелянность. Вплоть до самого последнего времени – когда Александру Привалову нежданно-негаданно выпала честь представлять КОМКОН в переговорах со Странниками.
Привалову никто не объяснил, когда и каким образом Странники вышли на КОМКОН. Из вводных Экселенца – который на сей раз осторожничал больше обычного – следовало только то, что Странники вышли непосредственно на руководство Организации, и потребовали переговоров по какой-то проблеме. В чём состояла проблема, землянам заранее сообщать не стали. Известно было лишь, что это как-то связано с планетой Надежда и присутствием землян на ней. Экселенц также счёл нужным сообщить, что, по его ощущениям, необходимость вести переговоры с Землёй не вызывала у Странников энтузиазма: похоже, они были вынуждены пойти на это под давлением каких-то обстоятельств. Впрочем, это были догадки.
Зато о том, почему и отчего на первую встречу с представителями таинственной сверхцивилизации отправлен именно Привалов, Сикорски счёл нужным высказаться. В своей обычной манере – то есть сухо и недвусмысленно.
– Пойдёшь ты. Мы не знаем, какие у них возможности. Я пока не исключаю, что они способны сканировать мозг напрямую. В том числе и читать стёртые участки памяти. Поэтому я не могу направить на переговоры никого, кто знает или хотя бы когда-то знал хоть что-нибудь важное. Вопросы есть?
Тогда Саша уныло ответил «вопросов нет», потому что и в самом деле всё было понятно. Увы, шеф наступил Привалову на больную мозоль. Саша и в самом деле не был причастен к тайнам Управления. Ему даже ни разу не тёрли память: нигде и никогда, даже на Саракше Привалов ни разу не вляпался во что-то настолько секретное или настолько тошнотворное, чтобы начальник подписал ему направление на чистку головы. Теоретически это можно было рассматривать как везение: в конце концов, психокоррекция считалась травмой. Однако же, таких счастливчиков в Управлении за глаза называли «девочками» и относились слегка снисходительно – как к пацанам, не нюхавшим настоящих дел. Напротив, людей с многочисленными дырками в голове уважали. Всё это было, конечно, очень глупо и несправедливо. И всё-таки… В глубине души Саше очень хотелось, чтобы его сомнительное везение, наконец, закончилось.