Её поймали на Меркурии, где она просаживала все краденные деньги в казино, на Колесе Фортуны и рулетке.
Мать Авроры в общем‑то не соврала. Её дочь была красивой и миловидной, потому ей и доставалось больше всех в камере.
В мужских тюрьмах существовали негласные «понятия», согласно которым заключённые вели размеренное существование и разрешали конфликты. В женских тюрьмах «понятий» не было. Самые сильные и злобные в камере просто теснили всех остальных и измывались как хотели, особенно над самыми красивыми.
Потому главной в камере была Чайна, которая спала мёртвым сном. Едва шевелились только мышцы на её могучей разработанной спине. Перед сном она принимала транквилизаторы.
Звали её Джоанна Лорер, и она убила своего мужа кухонным ножом. По правде говоря она защищалась и это он чуть её не убил, да и ссора началась из‑за его измены. Однако суд присяжных посчитал её виновной в тяжком и жестком убийстве. В тюрьме Джоанна принялась фанатично наращивать мышечную массу в тренировочном зале. Нервное расстройство, начавшееся после убийства, стало причиной внезапных, резких выпадов на сокамерниц. На воле она была просто домохозяйкой с визгливым голосом. Здесь её характер огрубел, как и голос и нрав. Заключенные прозвали её «чайна». Образ тонкого китайского фарфора с ней не вязался, но прекрасно контрастировал. Все понимали, что её жесткость и грубость происходили лишь из страха за свою жизнь, а потому были хрупкими, как сервиз.
Аврора захотела сказать о том, как слышала за завтраком что в блоке D затевают бунт, от того что уже третий месяц не привозят прокладки и тампоны. Администрация из раза в раз отделывалась фразой что корабли со снабжением сбивают астероиды. Авроре очень хотелось завести разговор, развеять постоянно давящую скуку и тоску. Но она боялась разбудить Чайну и молчала. Чайна бы схватила её за волосы и заставила бы драить полы, ведь сегодня четверг. А потом ещё и пинала бы в спину и прижимала ногой к мокрому полу.
Этого Авроре не хотелось.
Дверь камеры открылась и вошла Лили по прозвищу «Пиньята», в обнимку с пачками прокладок, блоками сигарет и кучей других пакетов. Пиньятой прозвали её за то что её приняли на седьмом месяце беременности. Подходил девятый.
Лили фасовала ганимедский порошок для своего мужа-наркодилера. За этим её и взяли во время полицейского рейда. Муж Лили успел подняться, ему поручили «осваивать рынок» рабочих поселений на Сатурне. Про жену он не забывал: постоянно навещал и передавал ей кучу всего. Прежде всего тот же ганимедский порошок и другие самые разнообразные вещества. В тюрьме так и считали что он заботится о Лили только из расчёта заработать на заключённых. В искренность их любви никто не верил.
Она кинула сигареты и прокладки Самболь и Авроре, их же она тихонько положила рядом со спящей Чайной и оставила ей ещё таблетки транквилизаторов и ампулы со стероидами.
Чайна не проснулась от прихода Лили. Аврора посмелела и заговорила в полголоса.
—Ну ты наша спасительница, — сказала она, держа в руках пачку прокладок. — Я слышала что в блоке D уже вату из матрасов достают. Они затевают бунт.
—Ах, это всё им моя дурь в головы ударила, — ответила Лили.
Она села и стала гладить свой живот.
—Пусть подождут со своим бунтом. Пусть сначала мой сынок выйдет на свет.
Самболь вытащила из блока пачку сигарет L&M, вытащила сигарету и закурила. Последние слова Лили заставили её улыбнуться, и она решила вступить в разговор.
—Что ж ты им продаёшь тогда эту дурь? — спросила Самболь.
—Нужно ведь зарабатывать... — сказала Лили. — Я мужу помогаю. Всё для нашего ребёнка!
—А почему же он не сидит вместе с тобой? — Самболь засмеялась. Смеялась она некуклюже, лицо её дёргалось неестественно, будто она забыла как это делается.
—Он наверное там себе кучу подружек завёл! — воскликнула Аврора. — Новая каждую ночь!
—Что вы... Мой Энрике не такой.
В дверь постучали дубинкой.
—Конечно не такой... — забурчала себе под вздёрнутый носик Аврора. — Они все не такие...
—Сто двадцать седьмая, с вещами на выход! — приказала охранник через открытое окошко в двери.
—Даже познакомиться не успели, — сказала Аврора.
Самболь положила блок сигарет, пачку прокладок, смену белья на матрас и свернула его.
Она встала на колени перед Лили, поцеловала её живот и прошептала:
—Trôm vía.
Самболь собиралась встать, но Лили прижала её голову к своему животу.
—Да хранит тебя святая дева Гудалупская, — сказала она Самболь. — А теперь ступай, жалостливая задница.
Охранник Рейчел Тикотин указала дубинкой на пол перед дверью в комнату для встреч.