– Ну как? Есть что-нибудь подходящее? – спросил Сайто, мельком взглянув на мои руки. – Руки у вас больные, вот и нет ничего. Нынче даже человеку с высшим образованием непросто найти хорошее место, – в голосе Сайто зазвучало сочувствие. Он взял у меня папку и водворил ее на место в шкаф.
Если не привередничать, можно же как-то устроиться на работу. Газеты постоянно печатают объявления о найме, но существуют образовательные и возрастные ограничения: для человека со средним образованием – это двадцать пять лет. Предприятия же, где об этом не спрашивают и где принимают инвалидов, – крохотные, условия работы там скверные, зарплата маленькая.
– Неужто все напрасно? Что же мне делать? Может, все же попробовать сходить куда-нибудь?
Сайто слабо улыбнулся:
– На предприятия, откуда поступили эти заявки, ходи не ходи – толку не будет.
Я тряхнул головой.
– Зайдите, пожалуй, дней через десять. – Голос Сайто холодком отозвался в сердце.
– А тогда вы сможете меня куда-нибудь порекомендовать? – робко спросил я, понимая, что дальше наседать на Сайто бессмысленно. Я уже смирился с тем, что мой удел – уныло возвращаться домой ни с чем.
– Ну и бестолковый же ты! Не я ведь даю работу. Как бы ни хотелось, если тебя не нанимают, работы нет. Разве не понятно? Увы, такова жизнь. – Сайто откинулся на стуле. – В Токио с десяток бюро по трудоустройству. Почему бы вам не наведаться туда?
– Я уже ходил, – тихо ответил я.
– Ну и что же? – спросил Сайто.
– Все впустую. – Я прикусил губу. Сайто многозначительно кивнул. Можно было истолковать это и как сочувствие, и как осуждение.
Приехав в Токио, я обошел все бюро по трудоустройству в Синдзюку, Иидабаси, Сибуя, Уэно, но даже на те предприятия, куда меня с грехом пополам рекомендовали, я не смог устроиться. На фабрике, где плели узорчатые половики, мне отказали с ходу: «Наша работа вам не подойдет». В маленьком машинописном бюро пообещали: «Мы вас известим», а через несколько дней прислали обратно документы.
– В вопросе о предоставлении работы инвалидам мы может рассчитывать только на сочувствие и человечность хозяев-нанимателей. А так очень трудно добиться понимания. Просто кошмар какой-то! Да и на инвалидов надежда плохая, поработают немного и бросают. Правда, многие трудятся честно, иные – лучше здоровых, но ведь не все такие. Одна паршивая овца все стадо портит… Вот почему инвалидов берут неохотно. – Сайто обращался ко мне с прежней нравоучительной интонацией. – Вышел «Закон о содействии», мы на него опираемся, но зачем брать инвалидов, если те не в состоянии выполнять работу наравне с прочими? Естественно, хозяева не могут заниматься благотворительностью. Поэтому я сначала сам иду узнать, возьмут ли на испытание. Но предубеждение очень сильно, редко кто хочет вас брать.
Я подумал, что Сайто, наверное, добряк. Я ему надерзил, а он не затаил зла.
– Понял. Только хочется найти работу как можно скорее. Если будет что-нибудь подходящее, пожалуйста, сразу же известите.
– Конечно, я так и сделаю. А не будет уведомления – заходите сами. Надо понастойчивее поспрашивать и в других местах…
– Вы правы. Так и сделаю. – Я поклонился Сайто и встал. Пока он мог видеть меня, я, чтобы не выглядеть чересчур безобразно при ходьбе, старался двигаться как можно ровнее.
Бюро по трудоустройству находилось в пятнадцати минутах ходьбы в переулке сзади восточного входа в метро. Напротив зеленел небольшой садик с качелями и детской горкой.
Приемная, где сидел Магоити Сайто, помещалась на втором этаже. У него был свой угол, отделенный ширмой.
В прошлый раз, кроме меня, посетителей не было, сегодня же на диване в ожидании приема сидели подросток лет шестнадцати и мужчина средних лет в бежевой спецовке. Подросток был в черном джемпере, белесом на груди от слюны. Он привлекал к себе внимание тем, что беспрерывно теребил ремешок сумки, висевшей у матери на плече, а та одергивала его: «Сиди спокойно!» У мальчика была белоснежная кожа и такие черты, что его вполне можно было назвать красивым, если бы не идиотическое выражение лица.
Мужчина в спецовке сидел потупившись, сцепив руки между коленями. Правая нога его, вытянутая вперед, была искривлена, нос спортивной тапочки стоптан. Я подумал, это оттого, что при ходьбе он ставит ногу неправильно.
Перед Сайто сидел еще один подросток.
– Так ты хочешь вернуться домой? – спросил Сайто. Мальчик слегка кивнул. Из-за ширмы грязно-серого цвета была видна его спина и коротко стриженный затылок.
– Не будешь работать – заставят ходить в школу. Если уйдешь с такого хорошего места, мама будет огорчена. Надо терпеливо трудиться, не так ли?
Подросток что-то приглушенно ответил. Я не разобрал.
– Видишь ли, тебе ведь там не тошно, никто над тобой не издевается. Ты хочешь скорее стать самостоятельным работником. Надо терпеть и стараться. Ты мужчина, и, если не сумеешь с этим справиться, стыдно будет, верно? Понимаешь меня? – Сайто говорил, точно заглядывал мальчику в глаза. Интонации его были те же, что и тогда, когда он читал мораль мне.
Вскоре подросток ушел, веки его покраснели и припухли. Вызвали мужчину в спецовке. Мужчина шел, широко раскачиваясь, ступня правой ноги ребром прижималась к полу, а левая была словно закручена внутрь. Если бы не страдальческое выражение лица, это выглядело бы так, словно он развлекается, исполняя какой-то торжественный танец.
– В чем дело, опять уволили? – спросил Сайто, едва мужчина уселся на стул.
– Я сам. Такая работа не по мне.
– Почему? Разве… Я думал, это работа как раз для тебя.
– И все же… – Мужчина запнулся.
– Но ведь и в другом месте может не получиться!
– Нет, этого не будет, – взволнованно запротестовал посетитель.
– Вчера мне звонил управляющий. Говорит, три месяца ты работал старательно и вдруг – такое дело… Он говорит, что никак не поймет, в чем причина. Что же, и мне не скажешь?
Мужчина молчал.
– И здесь не можешь сказать?
Мужчина опустил голову и пожал плечами.
– Право, не знаю, как быть… Если ты даже мне, своему рекомендателю, не хочешь толком объяснить, не знаю, что и делать. Это нехорошо по отношению ко мне.
Мужчина упорно молчал. Сайто, побледнев, полез за сигаретой.
– Раз не говоришь честно, я тоже не стану тебе помогать. Ты же испортил дорогую вещь, ей цена несколько тысяч. Дело не в компенсации. Зачем ты это сделал? Причину ты не говоришь. И в прошлый раз было то же самое. И тогда ты не сказал – почему. Во всяком случае, такое уже не впервые, поэтому… – Сайто затянулся – сигарета была вставлена в курительную трубку – и, откинувшись на стуле, выпустил дым.
– Я не гожусь на эту работу. Пожалуйста, дайте мне другую, – упрямо повторил мужчина.
– Так не пойдет. Поменяешь место, а кто гарантирует, что опять не натворишь того же самого? В отличие от других, у тебя есть специальность, трудился бы добросовестно – мог бы хорошо зарабатывать, жить как следует. Я думал, почему бы мне не похлопотать и о твоей женитьбе. А теперь – какое уж сватовство…
Мужчина молчал.
– Я понимаю, ты очень страдаешь из-за ноги. Наверное, люди смеются над тобой. Но ведь в работе-то ты человек самостоятельный, не следует тебе раздумывать о своей неполноценности. Я вот печаткой, которую ты вырезал, пользуюсь ежедневно. Ну хотя бы только скажи, почему ты это сделал, а?
У мужчины побагровел затылок. Но он продолжал непреклонно молчать.
Уже минут тридцать, как я пришел, но все еще было неясно, когда же наступит моя очередь. Постепенно до меня стало доходить, что за работенка – служащий Бюро по трудоустройству. Не столько поиски работы для инвалидов, сколько советы по личным вопросам и разбор жалоб. Вот почему, видимо, Сайто медлил с подыскиванием места для меня. Он ведь наверняка думал, что если мне и повезет, то продержусь я недолго.