Над ним издеваются одноклассники. Так мне рассказывали подружки. Он нелюдим. У него нет друзей. И говорят он лежал в психушке. Его кожа бледная -- он вряд ли часто выходит гулять. Почему к нему тянет? Наверное, потому что я умею скрывать недостатки и подчеркивать достоинства. Я бы поправила его волосы, я бы застегнула верхнюю пуговицу на его рубашке. Погладила бы ему штаны. Он не красив, но он симпатичен. Как и я. Я бы очень хотела ему помочь, но при этом очень боюсь.
- Хотите я прочитаю вам свои стихи? - Завтра, обязательно завтра!
В его окне не горит свет. Я пытаюсь посчитать номер квартиры, чтобы позвонить в домофон. Наверное, услышу голос его мамы. Она спросит "Кто?". Я поздороваюсь и скажу, что к Нему. Наверное, она позовет его к трубке. Или откроет мне дверь, и я зашагаю по ступенькам на трети этаж. Начну задыхаться уже на втором. Не потому, что слабая. Потому, что волнуюсь.
На уроках физкультуры я лучше всех бегаю. Даже мальчики меня не могут догнать. Только сейчас я так медленно шагаю вперед. Обычно мои ноги несутся стремительно. Как и его. Он почти бежит прочь каждый раз, когда его вижу. Знаю что не от меня, что из школы. Но думаю об этом. Думаю, что точно за ним поспею за ним. Что убежим вместе. Розовые нюни пятнадцатилетки.
Меня обзывают. Грубо и обидно. Когда я призналась подружке в чувствах Нему. И она сказала, что мы друг друга стоим. Это прозвучало обиднее всех обзывательств. Не знаю, почему. Я думала, что лучше, чем Он. Может просто казалось.
- Хотите я прочитаю вам свои стихи? - Да. Давай сейчас. Долго, наверное, заставила тебя ждать? Прости, пожалуйста.
- Ничего страшного. Слушайте...
Пусть кончится здесь!/ Не хочу, не могу так страдать../ Я пытаюсь, но у губ не выходит сказать.../От судьбы, за грехи мои, месть!
Но пусть здесь же начнется!/ Ведь есть шанс. Я верю шанс еще есть,/ Попытаться в друг друга жизни влезть,/ Но судьба не дает, судьба не сдается.
Сердцу сложно! Сердце бьется и рвется!/ То, в чем вижу я смысл мира весь,/ Пусть,,пожалуйста, кончится здесь, /Но, прошу, пусть и здесь же начнется.
- Ты влюбилась, радость моя? - Угу.
- А кто твой принц? - Он на год старше, он...
- Я поняла о ком ты. Золотце, ты ему очень нужна. Обязательно заговори с ним.
И что? И где он? Я стала приходить в школу на полчаса раньше. Но его не было ни в один из дней. Выучила расписание о класса и каждый день приходила к кабинету, в котором у него должен был быть последний урок. Но его не было.
Подружка рассказала, что он опять попал в больницу. Что ему совсем плохо. И я испугалась, и плакала всю ночь. Хотела уже прийти в больницу, но... Он появился. С почти мертвым лицом. Вдали от всех. Уставился в стену, что-то шепчет губами. Я пролистала тетрадку, нашла стихотворение, которое хотела ему прочесть, повторила его. И пошла.
И вот я напротив него, но он опускает руки и я вижу: глубокие шрамы. От запястья к локтю. Бордовые и розовые и почерневшие и совсем белые. Ноги застыли. Ни вперед, ни назад. А из головы вылетели все слова. Я отвернулась, чтобы он не видел, снова достала тетрадку, а, когда все вновь повторила, его уже не было.
Весь учебный день я спорила сама с собой. И окончательно решила только поужинав дома. Я должна все ему сказать. Пусть кончится....нет, пусть кончатся -- кончатся нудные нюни пятнадцатилетки.
Квартиру я высчитала, и вдруг в окне загорелся свет. Через светлые шторы вырисовался тенью силуэт. Тело, голова, а от головы вверх узкая черная полоса. И тень качается влево и вправо. То влево, то вправо.
На весь двор зазвучал женский крик. В груди у меня йокнуло. Женщина в его окне все кричала. Я закрыла ладонями лицо и почувствовала, как в них по каплям собирается влага. Оторвала их чтобы посмотреть. Две искрящие в фонарном свете лужицы. Два океана нюнь пятнадцатилетки.
Дышалось легче. Но трясло от холода, и любое движение вверх отдавалось головокружением. Я по привычке достал читалку. Страница обновилась. Красовалась новая, еще не читаная. Срочно я схватил телефон, увидел, что сеть есть. Надежда заиграла в моих глазах. Вдруг появились силы. Я скорей, в два движения набрал номер редактора.
- Алло! Алло!
- Тебя не слышно совсем! Где ты? Второй день не дозвониться до тебя!
- Алло, слава Богу! Мы с Катюшей уехать не можем. Пришлите машину, я на дороге с трассы.
- На какой дороге? Дороге куда?
- Как куда? Шерегешский район. Вы же..
- Что ты там делаешь? И Катюша с тобой?
- Эм, вы ведь сами нас отправили.
- Никуда я вас не отправлял. Катюша с тобой?
- Я, эм..нет, она ушла. Я догнать её пытался..
- Ты пьяный что ли?
- Я...я на дороге. Тут холодно, я один. Я долго не выдержу.
- Я спрашиваю, ты пьяный?
- Чтобы не замерзнуть выпил..
- О, ну все поня...
Звонок оборвался. Телефон без долгих церемоний выключился. Экран почернел и на нажатия кнопки не реагировал. Заиграла истерика. Я закричал. Забил кулаком по холодной земле, телефоном по истрескавшемуся асфальту дороги. Забились слезы. Я снова упал набок. Почувствовал, что больше не могу шевелиться. Сил только и хватило, что бы подвинуть читалку ближе, прочитать страницу и перелистнуть на следующую. Последним абзацем, что я вдохнул был:
"Плечи мои вдруг потеряли всякую тяжесть. Я все еще чувствовал прикосновения, но становились они все легче и легче. Вес стал пропадать и во мне самом. Легкость, сравнимая с невесомостью. Легкое ощущение эйфории, оттеняющее беспросветную истерику. Оковами тянущими вниз были лишь капли слез на щеках. Я боялся нового луча света, мне более всего было страшно увидеть себя теперь. Темнота хватала лапой за лицо и оставались только мокрые пятна. Лапа сухая, это само лицо растекается. Тает. Захотелось задать вопрос "Где мы?". И знал, что никто не ответил, но сам вопрос вопил о своей необходимости. Пальцы скрестились между собой, я смотрел в их сторону и воображал, как они должны выглядеть. Но фантазия рисовала совсем не мои руки. Слишком шершавые, или слишком гладкие. Я не помнил, как выглядят мои."
В глазах потемнело. Сердце почти остановилось. Я почувствовал, как кто-то поднял меня на руки. Как я поплыл в пространстве. Потом почудилось тепло. Что-то мягкое под моей спиной. Я потерял сознание, а, когда очнулся, было совсем темно.
***
Это бала та же палата. С тем же черным окном. Но теперь там был чуть заметный огонек -- костер, с тенями вокруг него. Я смертельно устал, меня знобило, и руки и ноги кололи судороги. Я только и смог прохрипеть:
- Во-ды..пожалуйста, пить...
Тётка-врачиха засуетилась перед лицом, тушей закрывая вид на черное окно. Взяла стакан, уже собиралась выйти, но её остановил мужской голос: