Глава 22
Только оказавшись в задней части двора, перед сеточной оградкой, разделявшей наш участок от соседского, я начал соображать, что сейчас происходит.
— Амаля, — шепчу, словно нас кто то может услышать, темной ночью, в огороде, — у нас полный холодильник помидор, в погрейте тоже помидоры, мамины, тоже свои, с огорода, ты могла бы есть их.
— Не могла, Алекс, — она тоже шепчет, — давай быстро перелезть через сетку, сорви мне пару помидор и пойдём, холодно.
— Во как, холодно, — смеюсь, она стоит с фонариком, в тёплой куртке, но в комнатных тапочках, мы воруем помидоры, кому скажи обсмеют — я тебе сказал сиди в комнате жди, но ты пошла со мной.
— Хотела убедится, что ты точно сорвал те, которые, я видела днем, — это вызывает у меня смех, — ну со ты смеёшься? Ты понимаешь, эти помидоры, которые с грядки, они пахнут по другому, и вкус другой, тебе не понять. Давай перелазь — это так легко сказать, пернонзь, как? Ставлю ногу на бетонный столб, маленький узенький столб, который удерживают сетку, хочу перепрыгнуть но не получается, она под моим весом прогибается в другу сторону, я пошатываясь, теряю равновесие, ставлю другую ногу уже на серку, она полностью гнется под моим весом и падаю в соседский огород, Амаля вскрикивает, рвётся ко мне, но я рукой подаю знак, чтоб не подходила, тем более с фонариком, сетка остаётся прогнутый, утром соседи поймут, что кто то лез к ним в огород. Ну черт с ними, сам утром скажу. Собираю помидоры, и перебираюсь обратно.
— Прости меня, — Амаля кидается обнимать меня, — из ща моих помидор ты упал, не поранился?
— Все хорошо, правда, пошли, — беру за руку, отбираю фонарик, идём в дом.
— Алекс, я быстро помою их, возьму соль и хлеб и пойдём к себе в комнату.
— Почему в комнату?
— Потому что, твои родители могут проснуться, и увидеть, что я кушаю… ночью, — при этом у нее такое виноватое лицо, невольно улыбаюсь.
— Я жду, мой свои помидоры.
Вы бы видели как она уплетала! Помидоры, соль и хлеб, как будто она ест что то экзотическое! Такое наслаждение испытывает, я любуюсь, и улыбаюсь. Эта непредсказуемая женщина сводит меня сума, со своими желаниями, которые я с удовольствием выполняю. И вот сейчас я думаю, где я окажусь следующей ночью? Но где я окажусь следующей ночью, я даже думать не мог.
АМАЛЯ
Трель телефона будит меня ни свет ни заря.
Мама.
Сразу такая тревога, она никогда не позвонит так рано, если ничего не случится. Значит что то серьёзное, раз звонит. Дрожь пробивает кожу, принимаю звонок.
— Алло, мам, — и сейчас я замечаю, что Алекса нет в постели, смотрю на время на часах на стене шесть утра. Может в туалет проснулся?
— Дочка, — с такой болью она это произносит, я подрываюсь, никогда не слышала, в не голоса столько боли, я слышу ее частое дыхание, — дочка прости, что так рано тебя разбудила, но я, уже не могу терпеть. Них живота болит, схватками, — раанно дышит, — я покрываюсь потом… дочка, — потом я, слышу грохот.
— Мама, — кричу, госполи помоги, — мама, ты меня слышишь?
Мне никто не отвечает, от волнения я начинаю дрожать, хотя в комнате не холодно. Быстро одеваюсь, чтобы никого не разбудить, ищу Алекса, его нигде нет, илу на кухне застаю его отца.
— Дочка, ты почему в такую рань встала?
— Скажите вы не видели Алекса?
— Видел, он уехал, часа два назад, меня разбудил, Димон ему звонил, что то случилось ночью на стройке комплекса, предупредил, сказал не будить тебя, пока сама не проснёшься?
— У меня нет времени, там моя мама, ей плохо, одолжите мне вашу машину? Очень прошу.
— Я тебя отвезу, я не могу так… отпустить тебя, в такую погоду, еще темно.
— Не стоит, я сама, прошу вас, нужно торопиться, — я знаю, что он будет аккуратно водить, а мне нужно лететь, по дороге в гараж набираюпомощь, они должны успеть…. должны, быстрей меня.
— Дочка, я буду волноваться, — д. Толя заводит машину, — как доедешь набери.
— Обязательно, не волнуйтесь, — я не жду пока нагреется машина, выезжаю. Стучу зубами, то ли от холода, то ли от волнения, уже не разбираю. Мало того что ещу темно, стоит туман, дорога скользкая. Звонит не знакомый номер, — алло, ла по этому аресну вызывали скорую…. не отрывают? Снесите дверь, я ее дочь, вероятней всего она потеряла сознание, или от боли не может шевелится, — меня успокаивают на том конце телефона, я прогу перезареить, они скидывают. Перезванивают довольно таки быстро, сообщая что с трудом снесли дверь, с помощью соседей, и везут маму в местную больницу. До Алекса не могу дозвонится, абонент не в зоне доступа. Начинает светать, я больше часа в дороге, скоро доеду, больше восьмидесяти не повышаю скорость, дороги скользкие, видимость плохая, и мне на встречу светят фары. Только не едущего на встречу машины, а стоящий эвакуатор. Что грузят, не пойму что, другая техника расчищает дорогу, а чуть дальше перевернутый грузовик, лежит на боку на обочине. Я быстро проезжаю, не всматриваюсь. Боже упаси! С утра уже кто то попал в дтп.
Паркуюсь во дворе больницы, хранник кричит, чтобы я убрала машину. Что нельзя заежать на территорию больницы, я кидаю ему ключи от машины, задолбал кричать.
— Отгони, будь другом, — смотрю на его ощеломленные глаза, — мне некогда, улючи оставь на посту.
С этими словами бегу внтурь старого пятиэтажного здания. На этой закрытой территории нахолдится все. В одном дворе, на приличном расстоянии друг от друга несколько зданий, родильный дом, травматология, онкология, приемный покой все на в одном дворе. Мне просто повезло, я заехала следом, за какой то служебной машиной, пока шлагбаум был поднят. Подхожу к посту а первом этаже.
— Девушка, — я почти задыхаюсь, от того что бежала, дыхание прерывается, — куда привозят больных на скорой?
— Не могу сказать, смотря какой диагноз.
— Я не знаю какой диагноз. Ее привезли по скорой. Вы не можете посмотреть?
— А вы кем приходитесь больной?
— Я ее дочь.
— Как фамилия имя? Год рождения? — я все называю, она что то вбивает в компьютере, — ее забрали в гинекологию. Это третий этаж.
— Спасибо, — говорю и бегу в сторону лифта.
— Девушка, лифт не работает, придется по лестнице, она справа от лифта.
Черт. Пока добираюсь до нужного этажа, по-моему вообще перестаю дышать.
— Здравствуйте, — подхожу к посту, обьрашаюсь к девушке, и от тяжелого дыхания больше ни слова не удается выговарить.
— Вы присядьте, успокойтесь, — девушка выходит из за стойки, указывает в сторону дивана, по середине коридора тут распологается диван и два кресла, для больных видемо, или я не пойму для кого, я присаживаюсь, снимаю куртку, эта молоденькая медсестра наливает мне воды из куллера, делаю глоток, вроде дыхание успокоивается.
— Моя мама….она поступила сегодня, по скорой, я могу узнать где она и что с ней? Ася Довгань…
— Сегодня по скорой поступила только одна….вы в порядке?
— Да, что с ней?
— Она в операционной. У нее……….я не знаю что с ней. Вам все скажет врач, когда закончится все.
— Ей делают операцию? — я начинаю дрожать, голова кружится.
— Господи! Вы только не потеряйте тут сознание! Выпейте! — она опять протягивает мне пластиковый стакан с водой, — с ней все будет хорошо. Вы можете здесь подождать ее.
— Со мной все в порядке, правда, вы можете сходить в операционную узнать как она?
— Операционная-этоне проходной двор, — выходит грубо, но она мило улыбается, — туда пускают всех подряд. Как только все закончится врач выйдет к вам, — я одобрительно киваю. Мне остается ждать. Что я могу делать? Сколько я здесь сижу? час? два? три? никто не выходит из операционной. Все это время я не могу дозвонится Алексу. Абонент не доступен. Звоню его отцу:
— д. Толь, извините меня еще раз, я вас уже наверное достала за сегодня, но от Алекса по прежнему нет вестей? он не звонил?
— Нет дочка, — хотя голос его заметно дрожит, — как только он объявится, я сообщу.
— Может с ним что то случилось? Я уже переживаю, может нам позвонить в полицию? — я расхаживаю по этому залу.