Но именно эта хрупкость стала причиной ее порока. Эта хрупкость вынудила ее принимать лекарства, чтобы укрепить себя, иначе она разлетелась бы на части. Эта хрупкость еще до лекарств, и даже иногда после них, приводила к эпизодам, в лучшем случае неприятным, а в худшем, особенно в его детстве, ужасающим.
Черт, после прочтения статьи о маленькой девочке, которую похитили, изнасиловали и убили, с ней случился припадок, отправивший ее на лечение. Каким бы ужасным ни было это дерьмо, она совершенно не смогла с ним справиться.
И чем тогда закончится новость о том, что ее муж неоднократно изменял ей на протяжении всего их брака?
Чейз знал это. Его отец знал это. Вот так Чейз и согласился на сотрудничество с мудаками, пока в один прекрасный момент больше не мог выносить того, что творилось, потому что ему было невыносимо даже смотреть на себя в зеркало.
В то время его угроза рассказать все матери была блефом, и Клинтон об этом знал. Но теперь, как и тогда, когда он принял решение обратиться в отдел внутренних расследований и предложить свою помощь в разоблачении коррупции в Карнэле, Чейзу пришлось взвесить психическое здоровье матери и благополучие всего города.
И Чейз чертовски сильно любил ее.
Но Тай и Лекси Уокер достаточно пережили в своей жизни, и у них скоро родится ребенок.
Они склонили чашу весов.
Остальное пусть катится к черту.
— Вынудите меня, и я сделаю то, что должен. С последствиями я разберусь позже, а ты будешь разбираться с моим отцом, — ответил Чейз.
И снова солнцезащитные очки Клинтона остались прикованы к глазам Чейза.
Затем он пробормотал:
— Прошу, отступи.
— Если получу твои заверения, что больше тебя не увижу и не услышу ни о ком из вашей банды мудил.
— Я не могу этого гарантировать, Чейз.
— Очень жаль, — прошептал Чейз.
Клинтон еще долго не сводил с него глаз, прежде чем тихо спросил:
— Я прошу тебя отступить.
Чейз перевел дыхание, в то же время, осознав, что не может сделать то, чего ему очень хотелось. Почесать кулаки о Клинтона Бонара, чтобы дать прочувствовать то, с чем дочь Даррена Ньюкомба была очень хорошо знакома, — длительное пребывание в больнице.
Его единственным правильным выбором было отступить на шаг и уйти.
Поэтому он отступил и пошел прочь. В сторону библиотеки.
— Это еще не конец, — предостерег его Клинтон.
— Этому никогда не будет конца, — пробормотал Чейз, не зная, слышит ли его Клинтон, и ему было плевать, слышит ли он.
Он смотрел, как здание библиотеки становится все ближе, и вспоминал, как танцевал с Фэй после полуночи под чертовски фантастическую песню, как она улыбалась ему и позволяла обнимать себя. Как он сидел в ее грузовике, вдыхал аромат ее духов, наблюдал за эмоциями на ее лице, слушал ее милый голос, переливающийся множеством различных тонов, столь же выразительных, как и ее лицо.
Он купил ей кофе. Видел, как ребенок, у которого ничего не было, схватил пять сумок, полных того, что он считал сокровищем, подаренным ему добрым сердцем Фэй Гуднайт.
Это утро было добрым, его первое доброе утро за очень долгое время, после того как отец и его сомнительные делишки превратили его жизнь в дерьмо.
И именно это он ощущал, когда его длинные ноги съедали расстояние от его грузовика до библиотеки. Дерьмо. Его запах. Его вкус.
Он должен был избавиться от этого.
И он знал только один способ. За гребаные годы он всего два раза не ощутил ничего, кроме сладости, и всего раз попробовал это на вкус.
Танец с Фэй и ее поцелуй.
Библиотека еще не открылась, но он все равно взялся за ручку входной двери и нажал.
Не заперто.
Слава богу, она была там и не заперла двери.
Он вошел, смутно замечая обстановку, полки, книги, ощущая тот запах, который присущ только библиотекам, но его внимание было сосредоточено на осмотре помещения.
Справа тянулась длинная стойка.
За ней слева была дверь, из которой вышла Фэй.
— Привет, — поздоровалась она своим мелодичным голосом. — Ты узнал, куда он пошел?
Чейз не ответил, а направился прямиком к ней.
Она наклонила голову вбок, а выражение лица сменилось с любопытного на пристальное.
— У тебя все нормально? — тихо спросила она.
Чейз обогнул стойку.
На ней была симпатичная, обтягивающая юбка до колена, облегавшая бедра и попку. Коричневые сапоги на низком каблуке. Блузка с круглым вырезом под кардиганом. Декольте украшало необычное и привлекательное ожерелье в три ряда. Каштановые волосы ниспадали на плечи и грудь, прядь с правого бока придерживала милая заколка-невидимка. Макияж был естественным и привлекательным.
Она походила на библиотекаршу с хорошим вкусом в одежде и способной нанести легкий, но искусный макияж. Это был ее личный стиль, который никак не подчеркивал явно привлекательные черты лица или телосложения, но по необъяснимым причинам, именно это и делало ее внешность такой прекрасной. Этот стиль невероятно ей шел.
И Чейзу он нравился уже долгое время.
— Чейз, — позвала она по-прежнему тихо, — что-то...
Она резко замолчала, когда ей стало ясно, что он не перестанет наступать на нее.
Она сделала шаг назад.
Слишком поздно.
Он настиг ее, обхватил за талию и стал теснить обратно к двери, из которой она вышла.
— О, боже, — прошептала она, слегка касаясь руками его груди, ее широко распахнутые глаза смотрели на него. — Мальчик в порядке?
Он не ответил.
Он провел ее через дверь, захлопнул ее за собой, резко развернул Фэй и прижал к двери.
— Что ты..?
На этот раз она резко замолчала, потому что он одной рукой стиснул ее талию и дернул на себя, прижимая к своему телу. Другой рукой провел по ее шелковистым волосам на затылке. Затем обхватил ее голову и наклонил ее набок. Сам же склонил голову в другую сторону и впился в ее губы поцелуем.
Фэй издала звук удивления, напрягаясь всем телом, и он проник языком между ее губ. Не имея выбора, они открылись, еще один звук удивления наполнил его рот, но он проигнорировал и его, продолжая овладевать ее ртом.
Она снова источала аромат мяты. На этот раз он знал почему, так как его язык наткнулся на жевательную резинку.
Сладкая, свежая, чистая. Чертовски чистая. Прекрасная.
Боже, нет ничего прекраснее.
Он углубил и без того глубокий поцелуй, нуждаясь в нем, и она позволила ему. Напряжение покидало ее тело, она растворялась в объятиях Чейза, ее руки скользнули вверх по его груди, одна обвила его затылок, зарываясь пальцами в волосы. Другой она обняла его за плечи и крепко держалась.
Затем Фэй позволила больше, погружаясь в него глубже, ее язык робко коснулся его языка, хватка на его волосах и плече усилилась. Чейз притянул ее теснее к себе, одновременно прижимая спиной к двери, заставляя ее мягкие изгибы принять форму его тела.
Когда он почувствовал, что эмоции начинают брать верх, когда понял, что потеряет контроль, если не остановится, он остановился.
Прервав поцелуй, Чейз склонил голову, прижимаясь лбом к ее лбу, а открыв глаза, он увидел вблизи, как ее веки поднимаются с милым, сексуальным трепетанием, и прошептал:
— Фруктовая мята.
Она медленно моргнула. Нет, вяло. Словно избавлялась от сна, не желая просыпаться.
Затем прошептала в ответ:
— Я пристрастилась к ней.
Чейз не мог сдержать стон, вырвавшийся из его горла, когда скользнул щекой по ее щеке и уткнулся лицом ей в шею.
Ее цветочные духи смягчали нотки ванили. Сладость и свежесть.
И чистота.
Женщина в его руках страдала зависимостью от жевательной резинки. Не от наркотиков. Не от извращенного секса. Не от алкоголя. Не от шоппинга. Не от того, чтобы пилить мужчину и контролировать его.
От жвачки.
От чертовой резинки.
Он улыбнулся ей в шею.
— Чейз, — позвала она с дрожью в ласковом, теперь несколько хриплом голосе. С неуверенностью, намеком на страх. Он чувствовал, как ее телом овладевает напряжение, оно готовилось, не зная, что последует дальше, но зная, что это может быть неприятно, и этому научил ее он.
— Я потерял его на Шайенн-стрит, — объявил он, подняв голову.
Фэй моргнула, на этот раз быстрее, а затем прошептала, заикаясь:
— Ч… что?
— Похоже, он обвел меня вокруг пальца, хотя я не знаю, как. Он направился в город, вверх по Навахо, вниз по Юте, двигался быстро, но явно не торопясь. Нервничал, смотрел по сторонам, но, как обычно, не боясь. Выйдя на Шайенн, он испарился.
— Ох, — разочарованно прошептала она.
— Поскольку я не знаю, как он обвел меня вокруг пальца, он мог жить на той улице, и поняв, что я следую за ним, исчез по дороге домой, или, если он приметил меня раньше, намеренно увел меня с правильного пути.
Ее голова слегка склонилась набок, и она напомнила ему:
— Ему девять или десять, Чейз, а ты снова ведешь себя так, будто он гений преступного мира. Он всего лишь ребенок.
Черт, он был сражен, ему нравилось, когда она называла его Чейзом своим нежным голосом. Каждый раз это начисто сбивало его с ног, оставляя чертовски приятное послевкусие.