Иисусе.
Такая милая.
— Дайте мне свой номер, — приказал он.
Она моргнула, потом прошептала:
— Что?
— Ваш номер телефона. Скажите его мне. Я позвоню вам, и вы сможете сохранить его в контактах.
— Не могли бы вы просто дать мне свой номер, и я сохраню его себе? — предложила она.
— Я мог бы. Но, дорогая, такие дела, они… — Он замолчал, покачал головой, что говорило само за себя. Она могла жить в своих книгах, но, как он понял из их немногочисленных разговоров, то дерьмо, что произошло, не ускользнуло от ее внимания. — Я не большой любитель сюрпризов. Когда звонит мой телефон, я хочу знать, с чем имею дело, прежде чем ответить. Имея ваш номер, ваше имя высветится на экране телефона.
Она кивнула и поджала губы, прежде чем тихо произнести:
— Логично.
Потом стояла и смотрела на него.
— Фэй, ваш номер? — подсказал он, и она слегка вздрогнула.
— О, — выдохнула она. — Точно.
Потом продиктовала ему свой номер.
Чейз набрал цифры и нажал «позвонить». Из ее сумочки раздалась мелодия, Фэй вытащила телефон, но отключила вызов, не ответив. Чейз вбил ее номер в свой сотовый, слыша, как она делает то же самое.
Это означало доступ к голосу Фэй Гуднайт, когда он этого хотел.
Бл*ть.
Он отмахнулся от этой мысли, сунул телефон обратно в карман и снова посмотрел на нее.
— Мне также нужно, чтобы вы упаковали украденную им книгу, и принесли ее мне.
Ее голова слегка склонилась набок, и она спросила:
— Для чего?
— Для того, чтобы пробить отпечатки по базе данных. Сняв отпечатки, можно узнать, кто он, что может привести нас к его местонахождению.
— Ох, — выдохнула она снова, потом еще раз повторила: — Точно. Хорошо. Я все сделаю.
— Постарайтесь не слишком ее касаться.
— Э-м… Чейз, наши книги, по крайней мере, некоторые из них, часто берут в руки.
— Мы разберемся с тем, что найдем, не беспокойтесь об этом.
Она снова кивнула.
— Еще мне нужно описание ребенка. Отдам его парням. Они будут глядеть в оба.
Кивнув, Фэй описала внешность ребенка и его поведение. Ничто из ее слов не натолкнуло Чейза на мысль, что ребенок ему знаком. Учитывая, насколько плохо, судя по сказанному Фэй, обстояли дела, если бы он увидел мальчика, то заметил бы его.
Когда она закончила говорить, Чейз объявил:
— Я поговорю с парнями, уточню, не видели ли они чего-нибудь или, может быть, слышали. А также пороюсь в отчетах. Как бы там ни было, их могли проигнорировать или забыть. Я сделаю все возможное, чтобы достать информацию. Завтра позвоню в Службу защиты детей, спрошу, не поступали ли к них какие-либо сообщения, по которым мы не отреагировали, или любые сообщения. Я также загляну в школу, перекинусь парой слов с директором и попрошу его поговорить с учителями, чтобы узнать, есть ли у кого из учеников проблемы, о которых сообщалось или о которых не сообщалось. А вы пока достаньте книгу, которую он украл, и позвоните мне. Скажите, когда сможете ее принести. К тому времени у меня будет художник, по вашему описанию он нарисует портрет мальчика, с которым мы можем продолжить работать. Вас это устраивает?
— Художник-полицейский? — уточнила она, вновь глядя на него с очаровательным удивлением.
— Художник-полицейский, да, — подтвердил Чейз, прилагая немало усилий, чтобы не попасть под влияние ее взгляда. — Вы можете думать, что хорошо описываете кого-то, но эти люди обучены вытягивать из вас необходимые детали, и они мастера своего дела.
— Художник-полицейский, — прошептала она.
— Да.
— И отпечатки пальцев. — Она все также шептала.
— Да, Фэй, понятия не имею, кто этот ребенок. Нужно что-то сделать, чтобы найти его, узнать, что с ним происходит, и положить этому конец. У нас нет имени. Нет адреса. Так что приходится работать с тем, что есть.
Она все еще шептала, когда повторила:
— Положить этому конец.
Теперь Чейз был сбит с толку. Она казалась ошеломленной. Не в плохом смысле, это ее удивление все еще отражалось на лице. Но все равно она была ошарашена.
— Да, Фэй. Вот почему вы сюда пришли и сообщили об этом, не так ли? Чтобы положить конец тому дерьму, что происходит с ребенком. Итак, давайте приступим к этому, хорошо?
Он замолчал, а она ничего не ответила, просто уставилась на него своими большими голубыми глазами.
Но с Чейза было достаточно. Достаточно разговоров. Достаточно информации и подробного описания их последующих действий. И особенно с него было достаточно присутствия в уединенной комнате симпатичной городской библиотекарши, смотрящей на него так, будто он взмахом руки разверз воды реки Колорадо, чтобы помочь ей перебраться на другой берег без ненужных хлопот промокнуть. Что мог провернуть только ее личный чудотворец.
Но Фэй Гуднайт не считала, что ей достаточно.
Он понял это, когда она вдруг оказалась не в двух футах от него, а очень близко. Так близко, что ее мягкое тело прижалось к нему, руки легли на его плечи, одна обвила его шею сзади, запутавшись пальцами в волосах, надавливая, чтобы он склонил голову. И, наконец, ее губы крепко прижались к его губам.
Какого хрена?
Он опустил руки на ее бедра, чтобы оттолкнуть, его мысли наполнились тем, насколько мягкими они были на ощупь, когда кончик ее языка коснулся его губ.
И тут тело и рот Чейза приняли еще одно решение, прежде чем его разум успел сообразить. Его руки крепко сомкнулись вокруг нее, его губы открылись, язык протолкнул ее язык обратно в ее рот, а затем он поцеловал ее, очень сильно, очень влажно и очень, очень глубоко.
На вкус она не была как розовая жевательная резинка.
На вкус она была мятно-фруктовой. Сладкая, освежающая и чертовски фантастическая.
Он крепко обвил ее талию одной рукой, а другой скользнул вверх по ее спине, шее и волосам.
Черт возьми, шелк.
Лучше, чем он себе представлял.
Лучше, чем он мог даже мечтать.
Чейз слегка наклонился вперед, прижимая ее тело теснее к себе, она выгнулась на его руке и сладко и тихо простонала ему в рот.
Это было лучшее, что он когда-либо пробовал в своей жизни.
В каком-то отдаленном, затуманенном уголке своего сознания, который не был зациклен на ее прижимающемся к нему теле, на ощущении ее волос в его руке, на ее вкусе на его языке и на том, что все это вытворяло с его телом, Чейз понял, что она понятия не имела о том, сто делает. Она была с ним на одной волне. Готовая, нетерпеливая участница, отдающая, открывающая себя ему и позволяющая взять то, что он хочет.
Это был, безусловно, лучший поцелуй, который у него когда-либо был.
И при этой мысли его мозг взял контроль над его ртом и телом, и Чейз оторвался от ее губ, стиснул пальцами ее талию и грубо оттолкнул от себя.
Не контролируя силу толчка, Фэй отступила на три шага, прежде чем остановиться.
Но она не почувствовала его толчка. Даже не осознала того, что больше не в его объятиях.
Она смотрела на него, ее щеки порозовели, приоткрытые губы были мягкими и опухшими, веки чуть опущены, поцелуй явно на нее повлиял, а это означало, что все ее лицо носило отпечаток высшей степени возбуждения.
Всего от одного поцелуя.
Она выглядела чертовски прекрасной.
Настолько прекрасной, что любой мужчина, увидев ее такой хотя бы раз, безоговорочно вступил бы в бой и умер за то, чтобы смотреть на нее каждый день до конца своей жизни.
Чтоб его.
Чтоб его.
— Что это была за херня? — рявкнул он, и Фэй моргнула, но это выражение не покинуло ее лица.
— Что? — прошептала она.
— Что… за херня… это была? — процедил он.
— Я… — начала она, снова моргая, но он не дал ей продолжить.
— Не делай больше подобного дерьма, Фэй, — прорычал он, сделав шаг к ней и ткнув пальцем ей в лицо. — Больше не делай подобного дерьма.
Он опустил руку, но придвинулся к ней и продолжил рычать.
— Не знаю, в какую дерьмовую игру ты играешь, преследуя меня везде, где бы я ни появился. Но, скажу прямо, я не играю в игры. У тебя возникла некая романтическая идея, что я раненая душа, которую ты можешь исцелить… — он покачал головой и махнул рукой в ее сторону, — своими незначительными прелестями, подумай еще раз. Я уже говорил тебе: мне не нужно твое беспокойство. Я не ищу твоей компании. И я не хочу твоей неопытной возни. Поверь мне, в моей постели была мастерица по этому делу, и она ничего не добилась. А ты только что получила столько, сколько когда-либо получишь. Вбей себе это в голову, Фэй, все, чего я хочу от тебя, чтобы ты оставила меня в покое.
Он не позволил себе вглядеться в ее лицо. Не хотел знать, что с ней происходит. Что он точно знал, так это то, что ради ее же блага ему нужно ясно изложить свою точку зрения. И если это означало вести себя как мудак, то он будет им.
Так что он повел себя как мудак.
Развернулся и направился к двери.
Но внезапно остановился, обернулся и посмотрел на нее. Он проигнорировал боль, вернувшуюся в ее черты, и тот факт, что она усилилась до такой степени, что если бы он не настроился игнорировать ее, честное слово, это поставило бы его на колени.