Выбрать главу

Несмотря на то, что привычный гранит сменила жёлтая полоса рыхлого песчаника, идти было нетрудно. Сначала Быстров казался себе аквалангистом или космонавтом, но скоро привык к маске, туго обтягивающей рот, нос и скулы. Привык в шуму своего дыхания и ритмично раздувающемуся мешку экономайзера. Он установил подачу два литра в минуту — ему хватало. Он чувствовал, как восстанавливается кровообращение в ногах, которые так и не согрелись ночью в спальнике. В голове посвежело, как после хорошего отдыха. Во время коротких остановок он пил тёплый чай и фотографировал величественные громады восьмитысячников, голубой ледник Кхумбу, и Южное седло на фоне нереально синего неба, и щербатого Пурбу, и альпиниста в сиреневом...

После полудня повторилась вчерашняя история. Небо затянуло свинцовыми облаками, поднялся жёсткий восточный ветер. Сперва за туманными клубами скрылся ледник, затем облака поползли на гору, словно догоняя альпинистов. Но в этот раз никто не попал в метель. Все, кто рано утром вышли из Передового Базового лагеря, успели на Южное седло до начала снегопада. Те, кто не успели выйти вовремя, остались ночевать в Передовом.

Порывы ветра снова сотрясали палатку. Быстров с Дунаевским бросили рюкзаки с наветренной стороны и укрылись за ними, пытаясь согреться. Шерпы возились у входа, растапливая лёд для чая. Не разговаривали — сказывались усталость и нервное напряжение. Ежевечерние метели после чудесной дневной погоды — плохой вариант, но другого могло и не быть. Быстров сидел с закрытыми глазами, стараясь заснуть хотя бы ненадолго, но был слишком измотан и взбудоражен близостью вершины. Он уже ночевал в этом лагере во время акклиматизации, но тогда вершина была недоступна, как другая галактика. Теперь всё иначе: он не нагуливал акклиматизацию, он вышел на точку штурма. Второе название лагеря на Южном седле — Штурмовой лагерь.

Наконец Пурба подал миску с растворимой едой, заваренной в кипятке. Даже помня о том, что есть обязательно нужно, Быстров смог проглотить всего несколько ложек. В зоне смерти организм отключает систему пищеварения, как ненужную функцию, но пока мозг исправно снабжается кислородом, Быстров собирался запихивать в себя еду принудительно. Умереть от истощения и обезвоживания не входило в его планы. Рядом стонал Дунаевский, мучительно сглатывая и жалуясь на боль в горле. Он уговорил Быстрова посмотреть, не видно ли ангины, и успокоился только после тщательного осмотра. Когда метель сбавила обороты, пришёл Стрельников. Стащил маску, улыбнулся:

— Обещают морозную ночь и безоблачный день. Ветер до пятнадцати метров в секунду. Во второй половине дня ожидается метель и снегопад, как вчера и сегодня. Если мы выйдем в полночь, то достигнем вершины к десяти-одиннадцати утра, а к четырём часам дня вернёмся в лагерь. Вы готовы к штурму?

— Да, — не раздумывая ответил Быстров.

— Ну, я не знаю... — засомневался Дунаевский. — Все гиды так решили? Другие экспедиции тоже пойдут?

— Сегодня пойдут американцы, мы, корейцы и австралийцы — в таком порядке. С разрывом в полчаса.

— А мы точно успеем вернуться до метели? А то я вчера нос отморозил. — Данила взялся за маску, собираясь её снять и показать нос, но передумал. Его рука тряслась от волнения.

— Мы вернёмся до того, как погода испортится. Время отказа — полдень. Где бы вы ни находились в это время, вы должны развернуться и начать спуск. Это приказ. Вы должны прервать восхождение даже в одном шаге от вершины. Поставьте будильник на двенадцать часов. Не рискуйте. Будьте предельно осторожны. Помните, что многие погибли во время спуска. Вы поняли? Повторите. — Стрельников уже не улыбался, его щёки прорезали глубокие морщины. Он выглядел безмерно уставшим.

— Я понял, Паша, — ответил Быстров. — Время отказа — полдень.

— Я тоже понял. Я поверну ещё раньше, если мне плохо станет, — сказал Данила.

— Отлично. Пойдёте первыми, сразу за американцами. С вами Пурба и Апа. Я пойду последним, чтобы страховать отстающих. У вас есть несколько часов для отдыха и сборов. Постарайтесь поспать. Увидимся в полночь.