– Удивительное самомнение! Вы ничего не знаете ни обо мне, ни о моей жизни. Свалились непонятно откуда и утверждаете, что можете меня исцелить?! Да, я в тупике, но это не значит, что я поверю первой попавшейся шарлатанке! Я не кретин!
– Диагноз поставить я пока не могу, еще недостаточно тебя изучила.
Мало возразил, растерявшись:
– И какая для меня выгода в том, что вы оплатите мне эти тридцать дней? Мне эти деньги не пригодятся, я все равно умру.
Он опустил глаза.
– Я даже не знаю, буду ли я жив через месяц.
– Малыш, когда клиент подписывает контракт, ты ведь не спрашиваешь, к чему это тебе, ты объясняешь ему, в чем его выгода. Так ведь?
Фуэнг определенно оказалась прекрасным бизнес-стратегом. Чтобы расставить все точки над «и», она выпрямилась и заявила:
– Но тебе я все объясню: в лучшем случае ты исцелишься, в худшем – будешь уверен на сто процентов!
Каким образом эта старушка собирается лечить его, она ведь даже не представляет, чем он болен, и она явно не врач? Мало не сомневался, что она не сможет ему помочь. Он бы многое отдал, чтобы положить конец этому фарсу. И все же, когда она снова протянула ему руку, чтобы скрепить сделку, он машинально пожал ее.
– Теперь все твои дни принадлежат мне! Начинаем с сегодняшнего.
– С сегодняшнего дня? – переспросил Мало.
– Да, даю тебе немного времени, чтобы привести свои дела в порядок.
– Каким образом?
– Не знаю. Ты завершил здесь свою миссию, сказал коллегам то, что хотел?
– Нет, даже и не пытался.
– Значит, попытайся сейчас.
– Что вы хотите, что мне им сказать?
– То, что у тебя на сердце. Ты уже три месяца наблюдаешь за ситуацией, которая тебя не устраивает. Пришло время заявить об этом.
– Мне не за это платят.
– Теперь за это. Давай, ты ничем не рискуешь. Ты все равно скоро перейдешь в мир иной. Вот увидишь, тебе сразу полегчает.
Фуэнг схватила револьвер, который все еще лежал на столе.
– Я верну его тебе, когда закончится срок нашего договора.
Она улыбнулась, заметив, что оружие на предохранителе.
– Еще придется научить тебя, как им пользоваться.
Чрезвычайная ситуация
Когда мы с полным осознанием прикасаемся к своему страданию, мы трансформируем его.
Весь следующий день Мало провел, заново переживая этот вечер, который мог стать для него трагическим и последним, если бы не старушка, внезапно вмешавшаяся в ход событий. Он сидел в своем кабинете и обдумывал ее слова. Завершить свою миссию… Сказать, что у меня на сердце… О чем она хотела, чтобы он говорил? О своих коллегах? Он едва их знал. О боссе? Об этом пьянице? Могла она говорить о тех, кто разочаровал и сильно ранил его, о тех призраках, что годами преследовали его, о предателях, фальшивых друзьях, о Бенжамине, Жюстине или, что еще ужаснее, о его трусливом папаше? Чем больше он вспоминал о своих ранах, тем невыносимее казалась ему жизнь. Он пожалел, что отдал старухе револьвер. Он чувствовал себя таким одиноким, брошенным, что с удовольствием спустил бы курок и покончил бы со всем этим.
Когда он шел через опустевший офис, из кабинета Бертрана донесся женский крик. Он узнал голос Мари-Одиль, менеджера по подбору персонала. Он резко открыл дверь и увидел, что она пытается высвободиться из крепких объятий мужчины.
– Отпустите ее немедленно! – вмешался Мало.
Бертран обернулся и удивленно посмотрел на него мутным взглядом алкоголика. Мало почувствовал, что в нем нарастает гнев, отодвигая на задний план болезненные страдания. Его рука сжалась в кулак и будто налилась силой. И он выплеснул накопившуюся за много лет ярость прямо в лицо этому пятидесятилетнему увальню, который рухнул на землю.
В этот момент в кабинет ворвался Матьё и встал перед Мари-Одиль, загородив ее своим телом. Мало прислонился к стене и соскользнул на пол рядом с Бертраном. В голове звенело, будто он врезал сам себе. Он похлопал босса по щекам.
– Просыпайтесь, старина, просыпайтесь!
Через какое-то время – казалось, что прошла вечность, – Бертран заворчал, потом застонал, ощупал сломанный нос.
– Я отвезу его в больницу, а вы позаботьтесь о Мари-Одиль, – приказал Мало Матьё, потом повернулся к женщине. – С вами все в порядке?
Мари-Одиль кивнула, опустив глаза, и пробормотала «спасибо» дрожащими губами. Мало потащил Бертрана, еле державшегося на ногах, к своей машине.