– Черт, дерьмо, я об этом не подумал. Крис, Кристал… – Сабин делает паузу и хмурится, а потом вновь возвращает себе театральный вид. – Ох, какая трагедия! Теперь я никогда не смогу заниматься любовью с этой девушкой, не вспомнив о тебе, дорогой брат. А это омерзительный грех.
Эстель легонько толкает Сабина ногой.
– Достаточно. Отстань от Криса. Ты портишь ему свидание с очень терпеливой девушкой.
Сабин снова поворачивает голову в мою сторону.
– Мои извинения. Но я должен предостеречь. Хотя у сэра Кристофера обаяния не занимать, он наверняка разобьет вам сердце. – Сабин смотрит на брата, становясь на мгновение серьезным. – Гарантирую.
Крис отвечает предупреждающим взглядом, но потом смягчается.
– Прекращай. У нас с Блайт дружеский обед. Хватит истерить.
Я тянусь к стакану с водой.
– Мы только утром познакомились на озере. А потом пришли сюда.
– Как скажешь. Значит, Блайт – снова цель для честного завоевания, – дразнится Сабин. – Ладно, детки. Я собираюсь разорить это международное заведение и в одно лицо съесть гигантскую пиццу от Джанни. Нужно восстановить силы перед вечерними мероприятиями, которые, уверен, будут весьма заманчивыми. – Он встает. – Рад был снова тебя увидеть, Блайт. Не забудь о спектакле.
– Не забуду. Обещаю.
Сабин дает Крису пять, целует Эстель в щеку и уносится за дверь.
– Я бы извинился за него, но он безнадежен, – говорит мне Крис, протягивая меню обратно Эстель. – Итак, думаю, Блайт будет гирос…
– Не-а, прости. Ты не видел надпись? Сегодня только ирландская кухня.
– Опять? – стонет Крис.
– Аня, хозяйка, любительница тематики, – объясняет мне Эстель.
Словно по сигналу, свет тускнеет, и в динамиках звучит торжественная музыка. Вспышка света заставляет меня зажмуриться, а когда снова открываю глаза, то обнаруживаю, что сижу с краю изображения от старого пленочного проектора. Я бросаю взгляд влево и вижу на стене покрытые травой холмы и типичный ирландский пейзаж. А еще собственную тень.
– Гребаный ад, – бурчит Эстель. – Аня! – кричит она пожилой женщине за проектором. – Это обязательно? Уже пятый раз за месяц. И если мне еще раз придется слушать «Будь моим светом», я просто развернусь и уйду!
– Атмосфера, моя дорогая. Аутентичность! – кричит в ответ Аня, поправляя пучок на затылке.
– Ох, ради бога, все это чушь собачья! – возмущается Эстель. – Я ничего толком не вижу.
– Я вижу-у, – говорит Крис так, чтобы я услышала. Он смотрит на меня.
Яркий свет проектора практически ослепил меня, но я знаю, что на моем лице и теле танцуют цветные пятна. Щурясь, я встречаю взгляд Кристофера. Хотелось бы, чтобы он не смотрел на меня, но одновременно желала, чтобы он не отворачивался. Я двигаюсь на скамейке, чтобы изображение больше не касалось меня.
Эстель повышает голос:
– Твою ж мать! Короче, для вас есть крем-суп из репы, капуста и содовый хлеб.
– Серьезно, Эстель, хватит ругаться. Я могу материться на чем свет стоит, но ты моя младшая сестра, и я этого не выношу. – Крис дергает подбородком в сторону креста на ее шее. – И, полагаю, Господь не одобряет ругательства. Особенно когда играет гимн.
– Можно подумать, тебе есть дело до того, что думает Бог.
– Можно подумать, он есть, – бросает он в ответ.
Эстель замирает, сжимая блокнот для заказов.
– Стель, ну правда. Как ты можешь хоть на одну гребаную минуту поверить, что… – Он замолкает и вздыхает.
Ее голос теперь еле слышен:
– Крис.
– Прости. – Он касается ее руки. Несмотря на музыку, приходит мысль об оглушительной тишине. – Эстель, правда, я прошу прощения.
Она кивает.
– Я принесу еду. И два Killian’s. Пиво не помешает, чтобы запить атмосферу.
Крис смотрит на столешницу, а я наблюдаю, как он несколько раз проводит ладонью по волосам. Музыка не прекращается, а стена рядом со мной покрывается изображением черного ирландского неба.
Я жду. Наконец он поднимает голову.
– Мне стыдно. Я не должен был так говорить. Особенно при тебе. – Несколько минут он возится со своей салфеткой, а потом тихо смеется.
– Что это?
Он кивает на динамик у нас над головами. «Amazing Grace»[3]. Я не заметила, как поменялась мелодия.
Крис комкает салфетку в кулаке и прикусывает губу.
– Чертовы волынки.
– Чертовы волынки, – соглашаюсь я.
– Мне правда не стоило. Нужно быть более терпимым. Мне жаль, если ты веришь…
– Не надо, – быстро прерываю я. – Не извиняйся. Я неверующая. – Стакан с водой не дрожит в моей руке, когда я отпиваю глоток и снова ставлю его на стол. Я перекладываю столовые приборы, провожу пальцем по краю тарелки и выпрямляю спину. Я жду, пока он не встретит мой взгляд. – Мы оба знаем, что Бога не существует.