Он жестом приглашает меня в комнату.
– Сядь. – Крис указывает на кровать, и я сажусь. Несмотря на тесноту его комнаты, он грациозно поднимается из-за стола и поворачивает стул так, чтобы сесть ко мне лицом. – Дай свой телефон.
– Что?
– Дай мне свой телефон. Посмотрим на твой плохой плей-лист.
– Ох. Ладно. – Я выполняю его просьбу. Наши руки соприкасаются. Некоторые люди описывают подобное как разряд электричества. Искры. Но прикосновения с Крисом другие. Думаю, это больше похоже на воду. Когда вы входите в океан и вас накрывает небольшая волна, взметая песок вокруг тела и пробуждая к жизни каждую клеточку.
«Как в замедленной съемке, – возникает внезапная мысль, – он может замедлять время». Я так сосредоточена на Крисе, который копается в телефоне, что остальная часть комнаты словно обволакивается дымкой. У него красивые руки. Сильные, ловкие, требовательные.
Внезапно я замечаю, что он, оказывается, разговаривает:
– …невозможно бегать под такое дерьмо. Нужен совершенно другой ритм.
– Тяжелый металл? Ретро? Инструментальная? – с улыбкой предполагаю я.
– Очень смешно. Уверен, ты пытаешься бежать под ритм песен.
– Ну да.
– Ты соревнуешься с музыкой. Не нужно. У музыки своя скорость, а ты держи свою. Будь главной. Найди в ней поддержку.
– Поддержку?
– Дай мне пару минут. Я покажу. – Крис копается в бумагах на столе, находит наконец наушники и надевает их. Он внимательно листает что-то на экране, лишь изредка бросая мимолетный взгляд в маленькое полуподвальное окошко у меня за спиной.
Я облокачиваюсь на руки и жду. За исключением приглушенных звуков из наушников Криса, больше ничего не слышно. Он задумчиво покачивается на стуле, и мне нравится наблюдать за ним, когда он так увлечен музыкой. Это позволяет изучить его поближе. Я стараюсь не ерзать. Он несколько дней не брился, и ему очень идет. На мой вкус. Ему приходится постоянно откидывать с лица волосы, а потому, наверное, стрижки тоже давно не было, но мне нравится его небрежный образ. И то, как пряди касаются задней части шеи… Боже, меня буквально опьяняет вид загорелой кожи между волосами и краем футболки. Каково это, прижаться туда губами, медленно целовать его плечи, касаться кожи языком…
Я сумасшедшая. Хорошо, хоть слюни не пускаю. И не стону.
– Музыка должна быть фоном, настроением. Когда тебе станет комфортно, тогда можно двигаться, бежать. Тебе нужны песни со смыслом, настроением и душой. Не это попсовое дерьмо.
Я трясу головой, возвращаясь в реальность.
– Я не знаю. Мне не нравятся песни с глубоким смыслом.
Крис опускается передо мной на колени и протягивает один наушник. Я помогаю вставить его в ухо, а Крис откидывает мои волосы назад и не спешит убрать руку. Он поворачивает мое лицо, заставляя смотреть прямо в глаза.
– Нужна музыка, которая заставит чувствовать. Какая-то делает тебя сильной, какая-то слабой. Одна вызывает решительность, а другая разрывает на части. Но тебе нужно все сразу.
Начинает играть музыка. Медленная. Мягкая и ритмичная, многослойная. «Run through pain»[4].
Я снова трясу головой и смотрю мимо него.
– Нет. – Вместо этого мне хочется сосредоточиться на загаре у него на затылке.
Крис кивает.
– Да. Прочувствуй все эмоции, пропусти через себя.
– Нет, – еще более категорично отвечаю я. – Слишком часто я это делала.
– Я так не думаю. Скорее ты останавливаешься на какой-то отдельной, а потом отмахиваешься от нее. Хватит бороться.
– Как ты узнал? – Проклятье. Снова чувствую знакомое жжение в глазах. Как легко играть с моими эмоциями, их кидает из крайности в крайность. Похоть, потом гнев, потом боль… она никогда не закончится.
А Крис, кажется, все только усугубляет. Почему я не могу просто держаться от него подальше?
– Все твои действия буквально кричат об этом. Ты цепляешься за прошлое, потому что это все, что у тебя есть.
– Это все, что у меня есть.
– Найди еще.
Я качаю головой. Я не знаю, как это сделать.
– Слушай. – Крис оглядывает комнату, словно пытаясь найти способ убедить меня. Он на минуту задумывается. – Твои родители умерли. Мир развалился на части.
Я киваю.
Он кладет ладонь мне на щеку.