По словам Кювелье, Энрике даже подарил Дю Геклену герцогство Молина, от которого зависела Борха. После этих первых успехов дорога на Бургос оказалась открытой. В своей столице Педро Жестокий был беспомощен. У него не было организованных сил, чтобы противостоять захватчикам; дезертирство множилось; города были взяты; враг находился в 150 километрах, в Калахорре, в долине Эбро, по которой он продолжал продвигаться. Компании прошли мимо небольшого городка Альфаро, который они даже не стали атаковать, настолько скудной показалась им добыча.
В Калахорре, более важном городе, генерал-лейтенант короля Кастилии дон Санчо де Товар, по согласованию с городскими знатными жителями, счел более благоразумным открыть ворота и склониться перед Энрике, который в сопровождении Дю Геклена и Калвли триумфально въехал в город. Это было 16 марта. Окончательный успех, казалось, был не за горами. Как Педро мог еще сопротивляться? Именно тогда Дю Геклен и брат Энрике Трастамарского, дон Тельо Альфонсо, посоветовали претенденту воспользоваться ситуацией и немедленно провозгласить себя королем Кастилии. Это помогло бы сплотить население вокруг него. Кроме того, сражаться за короля приятнее, чем за бастарда, не говоря уже о том, что королевские награды ценнее, чем подарки от простого претендента.
Хронист Айяла, подробно описавший эти события, утверждает, что Дю Геклен энергично убеждал Энрике принять решение. Без сомнения, он выражал мнение всех капитанов компаний во главе с Калвли, которые, как стервятники, ждали распределения благ. Бертран также не забывал, что это была одна из основных целей, поставленных перед ним Карлом V. Его просьбу поддерживают граф Дения, который командовал арагонским отрядом, и дон Тельо Альфонсо. Энрике, казалось, колебался. Затем его брат резко принял решение: он поднял королевское знамя и прокричал "Кастилия для короля Энрике", и это приветствие хором подхватили капитаны компаний. Так появился новый кастильский король. Теперь должна была состояться торжественная коронация, но для этого необходимо было отправиться в Бургос.
Поэтому поход возобновился в западном направлении. По дороге был захвачен город Наваретта. Затем армия прибыла в Бривиеску, последнее крупное препятствие перед столицей. Город был окружен двойной стеной, считавшейся неприступной. Педро Жестокий считал, что Бривиеска может продержаться больше года. Но он не учел энергии Дю Геклена.
После обычного ультиматума и отказа капитана сдать город, Бертран успокоил Энрике, который беспокоился о прочности обороны: "Эти ребята скоро будут вашими". После отдыха своих людей он подготовил штурм, распределив отряды вдоль стен города. Кажется, что в это дело были вовлечены все: Калвли, которому был поручен штурм еврейского квартала, граф Марш, Арнуль д'Одрегем, Роберт Скот, Деверо, Роберт Брике, Готье Юэ, Гийом Буатель, Гийом де Ланнуа, Матье де Гурне, ле Бург де Лэйн, Ален де Ла Юссе, Зеленый рыцарь, Жан и Ален де Бомон. По сигналу город должен был быть атакован со всех сторон сразу. Имелось и благоприятное обстоятельство: штурм был назначен на пятницу, идеальный день для расправы над евреями. Они должны заплатить за смерть Христа и это было провозглашено перед благочестивыми крестоносцами. Когда все было готово, Дю Геклен с топором в руке подал сигнал:
Толпа устремилась к стенам, раздавались бесчисленные боевые кличи. Ветераны восточных войн, говорит Кювелье, никогда не видели такого штурма. Под градом стрел защитники вынуждены были укрыться за мерлонами; они бросали бревна и камни, но нападавшие лезли со всех сторон; некоторые попадали во рвы, как Ален де Ла Уссэ, который сломал себе обе руки. Некоторые взбирались по деревянным лестницам, другие по веревочным, третьи просто цеплялись за камни, как дикие кошки, говорит Кювелье. Защитники были ошеломлены: бретонец из Нижней Бретани водрузил знамя Дю Геклена на стене и крикнул: "Дю Геклен!" Ярость нападения удесятерялась религиозной ненавистью: "Испанцы, отдайте нам евреев, или вы дорого заплатите". Бой продолжается на улицах, в подвалах и на чердаках; мужчин, женщин и детей преследовали, убивали топорами, мечами и булавами. Затем наступил отвратительный эпилог. Наемники, опьяненные кровью, сошлись перед забаррикадированными воротами еврейского квартала.