Когда Бертран прибыл в Париж, приветствуемый толпой, его поселили в гостинице на улице Ла Верьер, а затем в роскошных апартаментах в отеле Сен-Поль, где часто останавливался сам король. Именно там 2 октября он был принят Карлом V в присутствии главных советников и придворных. На встречу со знаменитым бретонцем поспешили все, во главе с великим камергером и великим конюшим короля, Бюро де Ла Ривьером. И собравшиеся увидели, как в зал входит маленький, уродливый, чернявый человек, с круглой головой, курносым носом, зелеными глазами, короткими, седеющими волосами; с удивительно короткой и толстой шеей, так что казалось, что голова посажена прямо на туловище; широкими плечами, коренастым телом, слишком длинными руками доходящими почти до колен. И это человек был ужасом англичан и грозой испанцев.
Действительно, его физиономия была неприятной, и Дю Геклен не делает ничего, чтобы сделать ее более привлекательной. Ничуть не смутившись, он смотрел прямо перед собой, оглядывая этих придворных, этих юристов, этих финансистов, этих секретарей, этих министров. Между миром королевского двора и необразованным воином не было ни какой близости, а только взаимное презрение. Для них он был инструментом, мечем, грубой силой, которую используют в случае необходимости, а затем отбрасывают; для него они были паразитами, раздатчиками советов, неспособными держать меч, болтунами, "надменными чучелами", как он их называл. Вскоре тот же Бюро де Ла Ривьер, который теперь приветствовал Бертрана, попытался дискредитировать его в глазах короля. Он "внес раздор между королем и добрым коннетаблем, дав понять королю, что мессир Бертран Дю Геклен был сторонником герцога Бретани", — говорит Chronique du bon duc Loys de Bourbon (Хроника доброго герцога Людовика де Бурбона) за 1374 год. Жан Ле Мерсье, еще один из "мармузетов" ("маленьких людей", выдвиженцев) Карла V, также пытался оклеветать Дю Геклена. Но у него также были горячие и влиятельные защитники, в частности братья короля, особенно герцог Анжуйский, по словам Фруассара, он был самым решительным сторонником его назначения коннетаблем. "В продвижении этого дела был очень активен герцог Анжуйский", — пишет он.
Между этими двумя рядами лиц с несколько презрительной улыбкой или просто слегка изумленный, Дю Геклен подошел к королю и преклонил перед ним колено. Карл выразил свое удовлетворение тем, что он наконец-то вернулся, отметив, что он мог бы и поторопиться. Затем, разрешив ему подняться с колен, он объявил о своем назначении. Дю Геклен, который, очевидно, знал об этом, высказал два формальных возражения, о которых сообщает Фруассар:
Дорогие сеньоры и благородный король, я не могу, я не желаю, я никоим образом не могу поступать против того, что может быть для вас весьма желательным. Но, по правде сказать, я бедный человек, и низкого происхождения для должности коннетабля, которая столь велика и благородна, что тех, кто пожелает исполнять ее по праву и с честью, и кому подобает командовать и смотреть за всем строгим взглядом, стоит скорее поискать среди великих людей, а не среди бедных. Сейчас, сир, здесь находятся мои сеньоры, ваши братья, ваши племянники и ваши кузены, которые неоднократно командовали вашими армиями в различных походах, и как я буду отдавать им приказы? Определенно, дорогой монсеньор, зависть и ревность столь велики повсюду, что я должен буду защищаться от них. Потому я прошу вас не настаивать на том, чтобы я принял эту должность, но отдали бы ее кому-нибудь другому, кто будет готов ее принять, и который лучше меня знает, как ее исполнять.
Из этого текста следует, что Дю Геклен проявлял осторожность. Осознавая свое скромное происхождение, он опасался, что ему будут мешать в его действиях представители знати и что он не будет пользоваться достаточной свободой действия. Проблема была реальной, и монолог показывает как откровенность Бертрана, так и его заботу о независимости.
Кювелье добавляет, что он попросил бы еще одну гарантию, прежде чем согласиться. Король, явно находясь в хорошем настроении, заранее дает добро на это в таких выражениях: