Бретонские дворяне, противившиеся присоединению герцогства к короне в 1379 году, отстаивали свои права и привилегии как феодалы. Они боялись сильной королевской власти, которая обязательно ограничит их автономию, подвергнет их земли всепожирающей налоговой системе и ограничит их права на правосудие. Как мы уже показали, именно клерикалы Иоанна IV, начиная с Гийома де Сент-Андре, представили свое движение в патриотическом обличье, чтобы сплотить бретонцев вокруг герцога.
Пропагандистский аспект Гийома де Сент-Андре проявляется в том, он излишне сгущал краски. Он утверждал, что французы намерены истребить бретонцев, заселить герцогство переселенцами из других частей королевства и переименовать провинцию в "Конфискат":
Эти вымыслы повторяли преемники Гийома де Сент-Андре, такие как Жан де Сент-Поль, который писал: "Это уже не называлось бы Бретанью, а называлось бы Конфискатом".
Дилемма для бретонских городов и дворян в 1379 году была следующей: поддержать ненавистного герцога, подчиненного королю Англии, которого никто не хотел видеть несколькими месяцами ранее, или перейти под власть Капетингов. Выбор был очевиден: буржуа и дворяне — поскольку нам не сообщают, что думало большинство населения из крестьян, — предпочли вернуть Иоанна IV после того, как сами изгнали его. Это было решением проистекающим из корысти. Интерпретировать этот поворот в патриотических целях — значит совершить вопиющий анахронизм.
Дю Геклен, кроме того, не понимал, в чем проблема. Иоанн IV, союзник англичан, вел себя как преступный вассал; король, его сюзерен, конфисковал герцогство по решению суда в соответствии с феодальным правом. Это полностью соответствовало его собственным понятиям. Жан де Монфор всегда был союзником англичан, и то, что с ним произошло, было нормальным. Поэтому Бертран без труда пообещал королю свою поддержку; когда тот попросил четырех человек поклясться на Евангелии и на реликвии истинного креста хранить ему верность, он подчинился, как и остальные, несомненно, несколько удивленный этим дополнительным требованием государя. Как коннетабль Франции, он не имел иной воли, кроме воли короля. Чего он не понимал, так это отношения бретонской знати к конфискации герцогств. Его действия в течение 1379 года показывают определенную растерянность, в первый и единственный раз в его карьере. Его уверенность была поколеблена, когда он заметил, что многие его соратники, члены его собственной семьи и семьи его жены, перешли на сторону Иоанна IV, который до этого момента был их врагом. Жоффруа Керимель, Эсташ де Ла Уссэ, Жоффруа де Динан, Анри де Пледран, Жан Рагенель, виконт Динана, Жан де Малеструа, Пьер Турнемин, мессир де Ла Уссэ, Жан де Бомануар, семья Лаваль и многие другие выступили против королевского решения и оказались в лагере Монфора. Для него такое поведение дворян было необъяснимо.
Необъяснимыми были действия бретонских дворян, которые 4 мая обратились с письмом к герцогу, который им больше был не нужен, умоляя его вернуться. Необъясним и восторженный прием, оказанный ему в Динаре 3 августа, когда он сошел на берег в сопровождении четырехсот английских солдат, Роберта Ноллиса и Хьюго Калвли, которые ранее, несколькими месяцами назад, только и думали о том, чтобы бежать за море. Что-то определенно было не так. Вернувшись в Понторсон после встречи с Карлом V, Дю Геклен пробыл в там более трех месяцев. Очевидно, что он был в смятении. В начале августа он находился в Сен-Мало, когда небольшой английский флот, привезший Иоанна IV, вошел в устье Ранса. Бертран ничего не сделал, чтобы предотвратить высадку; возможно, у него не было для этого сил. В любом случае, герцог не смог войти в Сен-Мало и высадился на противоположном берегу, в Динаре. Согласно хроникам, его встречали 350 рыцарей и оруженосцев из лучших дворян Бретани, небольшая группа, которая под восторженным пером бретонских историков стала "нацией, народом, расой, Бретани![28]