Я был у многих сеньоров Бретани и говорил с ними, и мне кажется, что я нашел их послушными королевской воле и желающими угодить королю и вам. […] Мне кажется, что они в хорошем расположении духа и сделали много для того, чтобы все англичане, приехавшие к нему [герцогу Иоанну IV], в эту среду [10 августа] были отозваны на свои корабли, чтобы вернуться в Англию, за исключением рыцаря, клерка из совета короля Англии и группы офицеров его двора, которые, с Божьей помощью, пробудут там недолго, и об этом я написал коннетаблю. И мне кажется, что у них [бретонцев] нет желания начинать какую-либо войну, если ее не начнет коннетабль или мой кузен де Клиссон.
В то же время сиры Монтефилан, Монфор, Монтобан, Жоффруа де Керимель, Эсташ де Ла Уссэ умоляли герцога Анжуйского "сделать столько сколько в силах его милости, чтобы все жители страны Бретани были в милости у короля, нашего суверенного повелителя". Поэтому никто не хотел разрыва. В этом вопросе поведение Дю Геклена не отличалось от поведения бретонских баронов, которые никогда не обвиняли его в "измене" бретонскому делу. Все выступали за умиротворение, несмотря на зажигательные слова Иоанна IV, который в Динане, согласно весьма пристрастной Chronique de Saint-Brieuc (Хронике Сен-Брие), излишне драматизировал и пытался, представить себя защитником свободы перед лицом французской жадности и тирании:
Их жадность, как говорят, ― заявил он, ― непомерна; они не могут набрать достаточно золота и серебра; они бросаются на нашу Бретань, чтобы отнять у нас наше имущество и доходы, которыми мы всегда, слава Богу, мирно пользовались! И даже это их не удовлетворяет, теперь они хотят обречь нас на вечное рабство. Им нужен наш позор! [...] Но мы всегда были свободны, и когда весь мир объединится, чтобы подавить нашу свободу, мы будем знать, как энергично защищать ее и, с Божьей помощью, сохранить ее.
Маловероятно, что Иоанн IV произнес эти слова. На самом деле, несмотря на некоторые стычки в Анжу и в районе Геранда устроенные наиболее рьяными из двух лагерей, Бомануаром с одной стороны и Клиссоном с другой, герцог стремился к соглашению. Бретонскому делу 1379 года суждено было очень быстро сдуться. Во многих отношениях это был "год склок", значение которого было сильно преувеличено хронистами XV века и подхвачено слишком многими историками. Два года противостояния, двуличия и хитрости привели к заключению второго Герандского договора 4 апреля 1381 года, по которому Иоанн IV сохранил свое герцогство в обмен на принесение оммажа, контрибуцию в 200.000 ливров и отказа от своих английских союзников, с которыми он, тем не менее, заключил тайное соглашение о нейтралитете.
Жан-Пьер Леге недавно подытожил события 1379–1380 годов в книге Fastes et malheurs de la Bretagne ducale (Радость и горе герцогской Бретани): "Это любопытный период торгов, торгов, где побеждала двуличность. […] Путем тонкого маневрирования постепенно выбирается путь умиротворения. Любопытно, что 14 октября 1379 года было подписано перемирие с Францией […] не столько для того, чтобы положить конец конфликту, который не вышел за рамки нескольких пограничных стычек, сколько для того, чтобы предотвратить его начало! В апреле 1380 года представители герцогства, обеспокоенные прибытием британских подкреплений, обратились с мольбой к Карлу V, с настоящим "признанием в любви и верности", прося его помиловать герцога и сохранить его наследство. Карл V с пониманием отнесся к этому жесту, хотя термины, которые он использовал в своем ответе, все равно были очень суровыми для человека, который в его глазах оставался просто Жаном де Монфором. Но он не был против ведущихся или предстоящих переговоров".
В этой беспокойной игре, где все карты постоянно перетасовывались, где каждый вел двойную игру, трудно понять, как некоторые хронисты и историки, вплоть до сегодняшнего дня, смогли приписать Дю Геклену роль предателя. Напротив, если и был человек, чье отношение к этому вопросу было не двусмысленно, то это он. В то время как большинство бретонских дворян присоединились к герцогскому знамени, письменно выражая свою верность королю, коннетабль оставался человеком короля, но добровольно отошел в сторону. В конце 1379 года он оставался в окрестностях Понторсона и Сен-Мало, присматривая за пограничными гарнизонами с небольшим отрядом, насчитывающим менее 200 человек. Эта двусмысленная ситуация ни мира, ни войны его не устраивала.