Выбрать главу

Последующие века сохранили такую его репутацию. Периодически посмертная слава Дю Геклена получала подпитку, более или менее сильную, в зависимости от обстоятельств. Около 1410 года Жан де Монтрей перечислил его победы и качества в своем трактате A toute la chevalerie (Ко всему рыцарству). Вийон вспоминает о нем в Ballade des seigneurs du temps jadis (Балладе о владыках древности): "Где Клакен, добрый бретонец?" В 1487 году анонимный автор Les Neuf Preux (Девяти доблестных) рассказывает, что дама Триумф попросила его написать историю этих героев; когда же он закончил, ему явился рыцарь, носящий меч коннетабля и объявивший, что его зовут Бертран Дю Геклен; он попросил автора написать рассказ о его доблести, чтобы он мог принять участие в состязании.

В XVI веке Монтень в своих Essais (Эссе) размышлял о судьбе останков коннетабля, а бретонский юрист Бертран д'Аржантре, сенешаль Ренна, в свою очередь, взялся написать историю Дю Геклена,

потому, что этот человек, как бы его ни прославляли и ни почитали в историях и романах на всем Западе, до сих пор не встретил никого, кто бы действительно написал о нем, о нем сообщается лишь в нескольких частях, написанных плохим стихом и плохо продиктованных [поэма Кювелье], что нет никакой видимости, что это когда-либо будет выведено на свет, даже если они очень правдивы в своей вере, а что касается иностранных историков, то они не были подробно проинформированы о фактах его жизни. Я подумал, что это недостаток воспитания, ибо если они хотели намеренно скрыть это, то их следует обвинить в великой неблагодарности, видя, что благодаря ему и его значению самое прекрасное королевство на Западе сохранилось в своем величии до сих пор.

Историческая ценность рассказа Бертрана д'Аржантре, включенного в его Histoire de Bretagne (Историю Бретани) (2-е издание, 1588), как мы видели, сомнительна по многим пунктам, но он не преминул похвалить военную ценность своего соотечественника:

Он вел лучшую войну, которую когда-либо вел любой человек […], это было совершенство рыцарской войны. Превосходящая численность противника не мешала ему атаковать; и англичане в конце концов узнали бы его гораздо лучше, если бы не запреты, наложенные на него королем, не рисковать ничем и не сражаться: это его очень не устраивало. Он был человеком открытым, без гордыни, всегда готовым сказать какое-нибудь приятное слово, дружелюбное и приветливое […]. Он был мудр и быстр в действиях, он был за спиной у врага, который считал его в тридцати лигах от себя […]. Он никогда не нападал на место, которое не взял бы осадой или штурмом. Он командовал армиями, где были принцы, он знал, как служить им в том, в чем они нуждались, чтобы удовлетворить их и сохранить за собой командование; и все делалось теми, кем он командовал, независимо от их величия или амбиций, с таким почтением, что каждый считал его командиром того, что было хорошо сделано. Вкратце, этот человек был во всем превосходен и достоин бессмертия во все века, что освобождает его от греха за поднятия оружия против своей страны.

Концовка фрагмента явно намекает на бретонское дело 1379 года, которое не было забыто. Оно будет жить в веках. Это упорное недовольство некоторых бретонских дворян — единственная диссонансная нота в хвалебном концерте, адресованном коннетаблю. Тем не менее, это лишь незначительное меньшинство. Народное мнение сохранило образ доброго коннетабля, исправляющего ошибки, защитника слабых, рыцаря, о чем свидетельствуют популярные песни, собранные в книге Эрсарта де Ла Виллемарке Barzaz Breiz и датируемые, судя по всему, по крайней мере, XVI веком. Две песни на бретонском диалекте из Трегье восхваляют достоинства доброго "Гвезклена" в связи со взятием Трегофа и Пестивьена. Эти песни, La filleule de Du Guesclin (Крестница Дю Гесклена) и Le vassal de Du Guesclin (Вассал Дю Гесклена), показывают нам коннетабля, клянущегося бретонскими святыми. Этот образ тоже не соответствует действительности, но он показывает популярность Бертрана даже в "глубокой" Бретани.

XVII и XVIII века, хотя и не очень благоприятствовали готическим грубиянам, были необычайно снисходительны к Дю Геклену. В 1666 году Поль Хэ дю Шатле, генеральный адвокат в парламенте Ренна, а затем государственный советник, даже возвышенно хвалил "несравненного Бертрана Дю Геклена", делая его идеальным "честным человеком" по моде XVII века: