На бумаге всё выглядело замечательно! А в действительности… Начальники сменяли друг друга, не особо стремясь вникать в дела. Новороссийский генерал-губернатор Платон Зубов даже ни разу не побывал в своей губернии и редко покидал пределы столицы. В 1796 году его сменил генерал-лейтенант Николай Михайлович Бердяев, но лишь до 30 ноября 1797-го. Затем на эту должность назначили генерала от инфантерии Михаила Васильевича Каховского (1734–1800), а после его смерти — генерал-аншефа Ивана Ивановича Михельсона (1740–1822), победителя Пугачева. В 1803 году Михельсона перебросили в Могилев, заменив Александром Андреевичем Беклешевым… Такая чехарда не могла не повредить делу.
В 1795 году в городе насчитывалось всего-навсего 32 дома. Тогда же была проведена первая перепись населения: оказалось, что в Одессе проживает 2349 человек. Воцарившийся в 1796 году Павел I отозвал из Одессы де Рибаса (10 января 1797-го) и назначил его заведовать Лесным департаментом, а 30 марта заморозил строительство военного порта в Одессе «по неудобности его». Едва родившись, город начал умирать.
Чтобы понравиться непредсказуемому императору, надо было действовать неординарно. Городовой магистрат решил впечатлить Павла дарами южной природы. Как утверждается в некоторых источниках, по совету де Рибаса было закуплено три тысячи греческих апельсинов, каждый из которых для сохранности окурили серой и завернули в вощеную бумагу. Обычно «померанцы» привозили в Санкт-Петербург через Балтийское море, и за несколько месяцев болтанки в трюме цитрусовые теряли товарный вид. Одесские фрукты, положенные на несколько подвод под охраной унтер-офицера Фанагорийского гренадерского полка Георгия Раксамити, доставили в столицу за 18 дней, причем в феврале, то есть до начала навигации. Подарок произвел должный эффект — 26 февраля император написал ответ:
«Господин Одесский бургомистр Дестуни! Присланные ко мне, от жителей Одессы, померанцы я получил и, видя, как в присылке сей и в письме, при оной мне доставленном, знаки Вашего и всех их усердия, изъявляю через сие Вам и всем жителям одесским мое благоволение и благодарность, пребывая к Вам благосклонный.
Павел».
Лед тронулся; уже 1 марта посыпались приказы: отдать магистрату на отделку Одесской гавани все материалы, за которые от казны были заплачены деньги; выдать 250 тысяч рублей заимообразно на 14 лет под ответственность нынешнего и будущего городского купечества; продлить все городские льготы еще на 14 лет, то есть до возмещения займа. Но деньги сами по себе ничего не решают…
Планы военного поселения были заброшены; едва построенная крепость быстро развалилась. Во времена Екатерины придворные острословы шутили, читая название «Одесса» задом наперед, что в этом городе будет «assez d’eau» — по-французски «много воды»; однако воды-то там как раз и не было: ни одного колодца, единственный источник отстоял на несколько верст, и жители, достаточно снабжаемые продуктами животного происхождения, почти совершенно не имели овощей и фруктов; окрестности города не были возделаны на много верст в округе. Не было ни дров, ни строительного леса — пустыня…
«Геродот Новороссийского края» А. А. Скальковский, говоря о частных строениях Одессы, называет всего два дома: майора Виктора Амедея (Виктора Яковлевича) Поджио и почетного горожанина Евтея Клёнова. Двухэтажный, просторный, но без затей дом Поджио (ныне угол Дерибасовской и Ришельевской), лучший в городе, хозяин часто сдавал проезжающим «шишкам». Здесь останавливался Суворов, когда бывал проездом в Одессе. Как вспоминал позже сын майора Александр Поджио (известный декабрист), «в угодность» Суворову «выносились из каменного дома нашего, едва ли не единственного тогда в Одессе, все зеркала и мебель, обшитая штофом, вывезенная из Неаполя, и на место этой мебели ставились простые скамьи». В этом доме, арендовав его вместе с флигелем, поселился и Ришельё, когда в марте 1803 года прибыл в Одессу.
Постоянное население города тогда составляло четыре-пять тысяч человек русских, поляков, греков, армян, евреев и остатних турок и татар. Впрочем, это был не город, а поселок: мол в несколько саженей и небольшой рейд, гордо именуемые военным портом, полуразрушенная таможня (в 1795 году таможенные сборы составили 30 рублей) и карантин в виде деревянных бараков на берегу; недостроенные казармы без окон и дверей, две церковки; едва намеченные улицы, поросшие травой, с глубокой колеей, непроезжие зимой, да несколько сот хибарок.
На следующий же день после приезда новый градоначальник потребовал у магистрата немедленного и подробного отчета о состоянии дел. Вскоре городской голова Иван Иванович Мигунов представил ему несколько листков. По его данным, в Одессе «проживало девять тысяч и еще девять душ обоего полу и всех состояний. Из них дворян с чиновниками — 387, купцов с семействами — 1927, мещан — 5743, последняя тысяча приходилась на молдаван, проживавших отдельною слободкою, черноморских казаков, греков и евреев, поселившихся здесь еще в те времена, когда Одесса была Гаджибеем». Самым крупным предприятием была мастерская по изготовлению пудры для париков французского отставного капитана Пишона, где работало пять человек. Каждая из двух макаронных «фабрик» обходилась одним работником. Имелись также три винных и два водочных завода, три кирпичных, два по изготовлению сальных свечей и один, производящий известь, — в общей сложности на них трудилось 140 работников. Население, не занятое на государственной службе, перебивалось случайными заработками в порту, мелкой торговлей и воровством. Большинство жителей Одессы составляли иностранцы, прибывшие в Россию в надежде быстро разбогатеть, небогатые купцы, не выдержавшие конкуренции в другом месте, или беглые.
Через полгода Ришельё перебрался в бывший дом полицмейстера Григория Кирьякова, соседний с домом Поджио. К хозяину этого строения, до приезда герцога фактически исполнявшему обязанности градоначальника, к тому времени возникло много вопросов, и он предпочел продать дом казне и уехать от греха подальше. В одноэтажном доме в пять комнат с пристройками разместились Ришельё с адъютантами и канцелярия. Из мебели имелись только столы и деревянные скамьи. Дюжину стульев, самых простых, пришлось выписать из Херсона; на их доставку ушло шесть недель.
В высочайшем рескрипте Ришельё предписывалось: «1) Осмотреть и вникнуть обстоятельно во все части управления в Одессе и стараться приводить их в наилучшее состояние, представляя обо всём, что будет превосходить власть его, непосредственно на Его Императорского Величества усмотрение. 2) Иметь начальство: а) над всеми воинскими командами, в городе состоящими; б) над всеми крепостными и портовыми строениями; в) над таможнею, карантином и почтовою конторою и г) над морскими чиновниками, постоянно или временно по службе в Одессе пребывающими. 3) Наблюдать за скорым и точным правосудием. 4) Стараться увеличить население Одессы привлечением туда полезных иностранцев. 5) Наблюдать за правильным употреблением городских доходов. 6) Избрать удобное место для устроения карантина и поспешить постройкою оного»[32]. (В воспоминаниях А. О. Смирновой-Россет всё это изложено проще и понятнее: «Когда император послал Ришельё генерал-губернатором в Одессу, он ему сказал: «Дорогой герцог, поручаю вам этот край; вы знаете, как я любил мою бабку, она мне его завещала. Развивайте особенно торговлю, помещики не знают, что им делать со своим зерном, Одесса могла бы стать портом, я даю вам широкие полномочия».)