Ряды верных соратников Дюка пополнил еще один француз-эмигрант Жак де ла Фер граф де Мезон, бывший королевский мушкетер, председатель Счетной палаты Руана, уехавший в Россию вскоре после революции. Он руководил императорскими конезаводами в Александрове и Белгороде, затем перебрался в Крым, в Бахчисарай, и весной 1808 года Ришельё отдал под его командование ногайцев, живших на берегах реки Молочной.
Еще в 1802 году тогдашнему генерал-губернатору Новороссии И. И. Михельсону было предписано «с помощью приличествующих средств и мягкого обращения» превратить этих кочевников в землепашцев. Впрочем, тогда же возник и план объединить ногайцев в два полка на манер казачьих, по 500 человек в каждом, но в 1805-м от этого намерения отказались по просьбе самих ногайцев. «Вот к каким способам прибегали, — пишет Рошешуар, — чтобы колонизировать этих кочевников и принудить их к оседлости: поскольку в каждой орде имелся мулла (священник), правительство взяло на себя обязанность построить в пределах их лагеря мечеть с домом для муллы и его семьи; не желая покидать своего священника, орда оставалась с ним и при его храме; как только это случалось, кочевникам строили дома, как для остальных поселенцев, с той лишь разницей, что не предоставляли им скот, а покупали его у них и отдавали немецким колонистам, что давало бывшим кочевникам прибыль и вынуждало их перейти к оседлости. Граф де Мезон искренне занялся колонизацией этих татар — потомков знаменитых завоевателей Востока монголов, от которых сегодня осталось несколько бродячих племен. Он посвятил им последние тридцать лет жизни. Граф постоянно заботился об этих нецивилизованных племенах, не получая за это никакого жалованья или вознаграждения. Он жил на доходы от проданного во Франции и вложенного в Одессе своего состояния». Более того, поначалу граф кочевал вместе со своими подопечными, постепенно внушая им понятия о частной собственности.
Дюк тоже посещал их и выплачивал вознаграждение каждому, кто сменит кибитку на дом. Когда появилось много деревень, он основал для ногайцев маленький порт Еничи, чтобы поставлять товары в Кафу, а стараниями графа де Мезона возник город Ногайск. К 1820 году кочевой народ уже превратился в земледельцев и купцов.
Ришельё уважительно относился к мусульманскому населению, стараясь не настраивать его против властей излишними запретительными мерами. И здесь тоже приходилось выказывать неповиновение центральным властям, поскольку ему на месте было виднее. Получив приказ о реквизиции лошадей у татар, он немедленно написал письмо военному министру генералу С. К. Вязмитинову (5 мая 1808 года):
«Ваше превосходительство, генерал Бороздин сообщил мне о депеше, присланной ему Вами, с требованием вывести с полуострова лошадей. Прежде чем позволить ему исполнить сие требование, я счел нужным переговорить с Вами о неизбежных последствиях, о невозможности исполнить его в назначенный срок и о трудности довести дело до конца, не разорив совершенно несчастных обывателей. Вам небезызвестно, Ваше превосходительство, что у горских татар нет другого средства к существованию, кроме лошадей, служащих им для всех их передвижений, равнинные же извлекают из лошадей большую часть своих доходов; если лишить их этого средства, какое ужасное несчастье их ждет, и каков будет моральный эффект от этой меры, которая христиан повергнет в величайший страх, а магометан, кои до сих пор не давали нам никаких причин обращаться с ними дурно, обозлит, и не без основания. Более того, само количество сих лошадей сильно осложняет их вывод. Я знаю, что так было сделано во время последней войны, и ужасающие последствия реквизиции для сего края мне также известны; но по меньшей мере, тогда она была возможна, поскольку степи между полуостровом, Азовским морем и Днепром еще были незаселены; теперь же там 100 тысяч душ, огромные стада, множество новых заведений — где найти корм для этой уймы лошадей? Подумайте и о злоупотреблениях, неизбежных во время подобного перегона: воровстве, грабежах. Вы поймете, что это непременно кончится разорением жителей полуострова и перекопских и днепровских степей. Мы создадим себе гораздо большее несчастье, чем то, коего мы хотим избежать.
Сообщаю Вам сии соображения, которые кажутся мне вполне убедительными, и на коленях умоляю Вас не требовать от нас исполнения мер, кои приведут к несчастью сего края».
Тогда же генерал-губернатор Новороссии решил объехать все три вверенные ему губернии, чтобы осмотреть различные поселения, уладить гражданские дела и проинспектировать войска, число которых доходило до сорока тысяч человек, включая казаков. Компанию ему составили Леон де Рошешуар и Иван Александрович Стемпковский, назначенный третьим адъютантом. (Стемпковскому тогда только-только исполнилось 19 лет; он окончил Саратовское народное училище и в 1804 году пятнадцатилетним поступил подпрапорщиком в Ладожский пехотный полк, где благодаря своим способностям обратил на себя внимание герцога де Ришельё. Тот предложил ему стать его адъютантом, а затем сделал личным секретарем.)
Взяв с собой свой штаб и нескольких гражданских чиновников, Дюк, несмотря на недолеченный плеврит, выехал из Одессы в Херсон, а оттуда в Мелитополь, где навестил графа де Мезона и осмотрел ногайские села. Затем татарских лошадок, мчавшихся резвым галопом, сменили мекленбуржцы, впряженные в тяжелые повозки: Ришельё проехал вверх по течению Молочной, посетил немецкие колонии на правом берегу и русские поселения. После он достиг Мариуполя, где жили греки, и проследовал в Таганрог, второй по величине после Одессы торговый порт Новороссии. (В 1808 году экспорт из Таганрога составил 1,3 миллиона пудов разных товаров.) Дальше его путь лежал в Нахичевань на правом берегу Дона, построенную в 1780 году для крымских армян, и в Азов.
В 1787 году из частей Войска верных запорожцев было создано Черноморское казачье войско, которое пять лет спустя переселили на Кубань для защиты южных рубежей от нападения адыгов. Получив в свое распоряжение территорию в 30 тысяч квадратных верст, казаки — 7860 мужчин и 6514 женщин — основали в 1793 году город Екатеринодар и 40 куреней. В 1801-м на войсковой земле жили уже 32 609 душ обоего пола, а в 1808-м к черноморцам переселились 500 буджакских казаков (бывших запорожцев, вернувшихся из Турции, куда они ушли после разорения Сечи). Формально войско подчинялось таврическому губернатору, но реальным начальством был войсковой совет из наказного атамана, судьи, писаря, двоих русских офицеров и четверых казаков; последних избирали каждый год.
С конца 1799 года атаманом был Федор Яковлевич Бурсак, личность незаурядная. Он родился в 1750 году в дворянской семье Антоновичей, обучался в Киево-Могилянской духовной академии, за что и получил, сбежав оттуда в Запорожскую Сечь, свое прозвище. Он участвовал рядовым в Русско-турецких войнах 1768–1774 и 1787–1891 годов, заслужив храбростью офицерский чин. Записавшись одним из первых в Войско верных казаков, он отличился при штурме Очакова, Гаджибея и Измаила, за что Суворов представил его к награде. Избранный войсковым казначеем (что говорит о высоком к нему доверии), а затем назначенный атаманом, он замирился с несколькими племенами горцев, открыл меновые дворы, а также первое на Кубани войсковое училище в Екатеринодаре (1803), при котором имелась библиотека. Казаки достроили деревянный войсковой собор, вокруг которого в кирпичных флигелях жили холостяки из всех сорока куреней. В окрестностях Екатеринодара появились конезавод и овчарня, а также суконная мануфактура.
В 1807 году казаки совершали военные экспедиции, и их ряды несколько поредели. В марте 1808-го был издан высочайший указ о переселении на Кубань двадцати пяти тысяч крестьян из Полтавской и Черниговской губерний. И вот теперь генерал-губернатор явился ознакомиться с положением дел во владениях Бурсака.
Кстати, чтобы породить дух соревнования среди бывших запорожских казаков, герцог исхлопотал для них честь поставить эскадрон в императорскую гвардию, который отправился в Петербург. Гвардейцам завидовали товарищи, но в эскадроне была ротация. Вернувшиеся на родину насаждали новые правила поведения и воинскую дисциплину в казачьих войсках; всего за четыре-пять лет нравы существенно изменились. По настоянию Дюка казаки сменили свою обычную одежду на мундиры. Правительство смогло вывести с Кубани регулярные войска, содержание которых было обременительно для казны; к тому же солдаты из других регионов часто болели и умирали в нездоровой болотистой местности.